Желая дать кошечкам возможность порезвиться, Леди-Кошатница использовала одну особенность архитектуры своего дома. Здание имело в плане форму буквы «Т»: флигель с островерхой кровлей и фасадом на Ривер-Роуд играл роль горизонтальной черты буквы «Т», вертикальной же чертой служило двухэтажное строение с почти плоской крышей, имевшей легкое понижение в сторону пятнадцатифутовой глухой задней стены дома, выходившей в садик. Два слуховых окна главного флигеля открывались на крыло с плоской крышей. В хорошую погоду окна эти бывали открыты, и, гуляя по крыше, кошки получали возможность наслаждаться чистым воздухом и лунным светом. Солнца они не знали, так как Леди-Кошатница не выпускала их днем, опасаясь, вероятно, что соседи получили бы тогда возможность с достаточной точностью подсчитать количество особей и вынудили бы представителей здравоохранения принять меры.
Не помню, кто из мальчишек предложил эту авантюру. Сначала я был против и согласился только после долгого подтрунивания и ядовитых насмешек относительно моей храбрости и искусства Матта.
Нас было пятеро. Мы выбрали достаточно темную ночь в конце летних каникул. Нам не составило труда пронести приставную лестницу по глухому переулку, перетащить ее через рухнувший забор в садик Леди-Кошатницы и прислонить к задней стене дома.
Матт тоже был не против. Кошачий запах просто шибал ему в нос, а он, как каждая уважающая себя собака, должно быть, провел немало времени, ломая себе голову над тем, как бы добраться до этой кошачьей оравы.
Матт взбежал по лестнице с бесшумной легкостью белки, но, когда он достиг крыши, когти его рассыпали по железу тревожную дробь. Не ожидая дальнейших событий, мы благоразумно исчезли в переулке.
Матт столкнулся с кошками почти мгновенно. Послышалась возня, раздался отчаянный визг и глухой стук, когда что-то шмякнулось на землю. Ночную тишину огласил страшный шум. По крыше, должно быть, прогуливалось десятка два кошек, и в темноте началась жуткая паника.
Леди-Кошатница жила в постоянном страхе как перед грабителями, так и просто перед вторжением в дом мужчин. Очевидно ей сразу же почудилось самое страшное.
Она орала так громко, что вся толпа похищаемых сабинянок[20] вряд ли смогла бы перекричать ее. Мне кажется, что в этих воплях звучало еще что-то трудноуловимое, как мне представляется теперь, проникнутое тоской.
Мы не ожидали такой могучей реакции и, потрясенные, помчались под защиту наших жилищ, бросив на произвол судьбы и Матта и лестницу. Но на полпути к дому меня начала мучить совесть. Я остановился и начал убеждать себя вернуться к месту происшествия, но тут Матт радостно присоединился ко мне. В нем не чувствовалось и намека на поражение: он выглядел чрезвычайно довольным собой, несмотря на четыре глубокие рваные царапины во всю длину носа-картошки. В тот вечер на его долю выпал большой успех.
Да, это был фурор, с точки зрения любого нормального человека, кроме, разве что, бедной Леди-Кошатницы и, возможно, тех двух полисменов, которые вскоре прибыли на место происшествия.
Один из полисменов начал стучать в парадную дверь дома, в то время как другой поспешил обогнуть здание, в надежде перехватить убегающего грабителя. Он обнаружил лестницу, но ему пришлось пробиваться наверх сквозь настоящую лавину кошачьих тел, спешивших покинуть ненадежный корабль.
На следующий день в газете появилась краткая заметка об этом происшествии, но Матт не получил слов признательности от граждан за ту роль избавителя, которая ему досталась. Да если бы он и узнал об этом пренебрежении к своему имени, то это его вряд ли тронуло бы. Всю следующую неделю он и другие местные собаки чудесно проводили время, охотясь на кошек, которые сбежали с крыши, а может быть, и на тех, которые удрали, когда полиция в конце концов взломала парадную дверь дома Леди-Кошатницы.
Нас, инициаторов всего этого переполоха, рука правосудия не коснулась. Полиция пришла к заключению, что «неизвестное лицо или неизвестные лица» попытались вломиться в дом, но им помешали быстрые действия должностных лиц. Следствие скоро прекратили из-за отсутствия полезных свидетелей: все соседи Леди-Кошатницы клятвенно заверили полицейских, что они не видели ничего такого, что могло бы помочь полиции.
