Собачья голова - страница 9
И пусть не думают, что он приползет к ним на коленях просить прощения — за то, что однажды ноябрьской ночью привел в свою каморку на чердаке девушку, а мама Ранди на следующее утро застала ее за тем, как та надевает трусики, и в последний раз дом огласился криками: «Ну, погоди у меня, все расскажу отцу!»
Когда Нильс месяц спустя вернулся домой из плавания — черный список к тому времени был ликвидирован, но в памяти Ранди хранились все мельчайшие детали — Аскиль был поставлен перед выбором: либо просить прощения у своей матушки, либо переезжать, — и поскольку сам Аскиль посчитал, что за свою короткую жизнь уже достаточно просил прощения, то прокричал прямо в лицо Нильсу: «Да ни за что!» После чего папа Нильс достал из шкафа ремень — но это было жалкое зрелище. Аскиль, который был на голову выше его, решил бороться до конца. Лишь вмешательство мамы Ранди предотвратило применение грубой силы по отношению к отцу. Служанка, подслушивающая под дверью гостиной, где громко вопила Ранди, а папа Нильс бегал вокруг стола, спасаясь от взбешенного Аскиля, не знала, что и думать… Через день Аскиль перебрался в комнату вдовы капитана Кнутссона, и началась молчаливая психологическая война, которая будет длиться семь лет, шесть месяцев и одиннадцать дней.
Когда Аскиля совершенно для него неожиданно вызвали на призывную комиссию, он, подарив врачу блок сигарет и две бутылки шнапса, оказался обладателем определения «не годен к военной службе». После чего, насвистывая, побрел по улицам Бергена, послонялся по Рыбному рынку, где на солнце сверкали лосось, сайда и крабы. Он никак не мог избавиться от ощущения, что приближается что-то значительное. Так оно на самом деле и было: не за горами был немецкий блицкриг в Польше и ввод советских войск в Финляндию — а Аскилю все чаще улыбалась удача.
Свернув в какую-то улочку, он направился в Калфарет рассказать Эйлифу о том, как удачно прошла комиссия, но когда подошел к дому, то увидел на дорожке Бьорк, надевавшую белые шерстяные рукавички. «Эйлифа нет дома, — сообщила она, — а я иду гулять». Она уже было собралась добавить какую-нибудь колкость, но передумала и пошла к выходу, а Аскиль так и остался стоять на месте. Дойдя до калитки, она обернулась и спросила: «Ну что, пойдешь со мной или так и будешь стоять тут весь день?»
Они впервые оказались наедине — если не считать тех редких случаев, когда случайно, на несколько минут, оказывались одни, без посторонних, на Калфарвейен. Она была на пять лет моложе Аскиля, и ее увлечение объяснялось скорее детским любопытством, чем страстным чувством. Они шли рядом, и ей все время казалось, что он поглядывает в ее сторону, но всякий раз, когда она поднимала на него взгляд, он смотрел себе под ноги. Он был похож на человека, который боится споткнуться, и Бьорк не могла избавиться от ощущения растерянности — слишком уж много противоречивых впечатлений было связано с ним.
Пройдя так с полчаса, они добрались до Нового кладбища и остановились перед памятником на могиле дедушки Расмуса, который более семидесяти лет назад покинул Нурланн, — он перебрался в Берген, чтобы основать здесь семейную судоходную компанию. И именно тут Бьорк, прервав рассказ о Расмусе Свенссоне, которого за его деловую хватку прозвали Расмус Клыкастый, встала на цыпочки и поцеловала Аскиля в щеку. И больше ничего. Больше никто не сказал ни слова. Бьорк дважды пыталась выведать у Аскиля хоть что-нибудь о его морских путешествиях, но Аскиль отвечал уклончиво. Пошел снег, и Бьорк, слепив снежок, швырнула его в затылок Аскилю, он рассмеялся и сказал, что его признали негодным к военной службе. Потом он снова погрузился в себя, и назад они шли в молчании. Бьорк — мучимая подозрением, что ему с ней скучно, а Аскиль — в полной уверенности, что сегодня ему крупно повезло. Когда они снова оказались возле виллы на Калфарвейен, он собрался с силами и взял Бьорк за руку. Улыбнувшись, Бьорк побежала по дорожке к дому, а Аскиль побрел в свою комнатку у вдовы Кнутссон.
В следующий четверг Аскиль, облаченный в темный сюртук, купленный на контрабандные деньги, снова оказался перед виллой на Калфарвейен. Через некоторое время на дорожке появилась Бьорк в белых шерстяных рукавичках. Они прошли тем же самым путем, что и неделю назад, остановились перед могилой Расмуса, где ветер раскачивал деревья, и снова поцеловались, — а потом двинулись в обратный путь. Не много было сказано слов, пока, в течение нескольких лет, они раз в неделю ходили одной и той же дорогой, повторяя одни и те же ритуалы, — но постепенно им стало казаться, что у них есть общее прошлое.
