— Продается ли это, уважаемый?
— А чего же, можно и продать, — отвечает красильщик, весь пестрый от краски, похожий на болотного черта. — Плати только денежки.
Пошарил Ким Сондари в карманах, наскреб кое-какую мелочишку.
— Хватит ли этого? — спрашивает.
— Пожалуй, — отвечает красильщик.
Захватывает из остывшего котла вываренных кореньев, сколько рука ухватила, и передает Ким Сондари.
Зашел он в какой-то ближайший переулок, сел на придорожный камень и стал угощаться. Не понравилось. Пресно, невкусно и язык дерет.
Тут набредает на него какой-то прохожий, столичный щеголь в трехэтажной шляпе. Смотрит с удивлением на то, что ест Ким Сондари, и потом насмешливо вопрошает:
— Ты чего это, дурак неотесанный, деревенщина, жрешь такую гадость? Это же корешки на краску!
Смекнул тут Ким Сондари, что дал маху, однако признаваться в том перед сеульцем не захотел. Как ни в чем не бывало дожевал и проглотил несъедобу.
Потом отвечает:
— Да я же это, почтенный, ради здоровья. Лечусь этим.
— От какой болезни?
— Да вот, от желудка.
— Что ты говоришь! — так и взвился сеулец. — И помогает?
— Еще как! Только этим и держусь, а то бы давно помер.
— Вот и я уже много лет маюсь желудком. Чего только не перепробовал для лечения — не помогает!
— Вот корешков и попробуй.
— А сколько надо съесть, чтоб выздороветь?
— Для начала три горсти, — посоветовал Ким Сондари. Сеулец сорвался с места в карьер и полетел на торговую площадь. Ким Сондари поспешил за ним. Видит- купил тот вареных кореньев, шмыгнул за угол — и давай жрать!
Тут-то и подскочил Ким Сондари к щеголеватому сеульцу, влепил ему здоровенную оплеуху.
— За что?! — опешил тот, роняя изо рта красильные корешки.
— А за дурака! Ты хотел посмеяться надо мной, ан выходит, что это я посмеялся над тобой! Теперь-то кто из нас двоих дурак?
Оставил столичного щеголя стоять с широко разинутым ртом и, довольный собою, направился дальше по рынку.
Воскрес из мертвых
В Сеуле Ким Сондари попал в руки «котов». Сутенеры не раз подходили к нему на улице и вкрадчиво шептали на ухо одно и то же: «Женщина… Красивая женщина. Пойдемте, адяси, со мной». Слушал их, слушал мужик, гуляя по столице, затем не выдержал, поплелся за одним из них — рябым, курносым, бедовым. Тот привел Ким Сондари в какой-то темный квартал, на кривой, тесный переулок шириною в пять шагов, и завел в некий дом. Там действительно оказалась женщина, — не поймешь, красива или нет, потому что вся была вымазана белилами, а брови толсто наведены угольным карандашом.
Без лишних слов женщина раздела гостя, сама разделась и легла с ним в постель. И только Ким Сондари хотел завести с нею разговор, чтобы хоть немного оттянуть время, как раздался сильнейший стук в дверь. Тут женщина и заговорила наконец. Испуганным голосом сообщила:
— Недавно умер муж… Похоронили неделю назад…Чем-то недоволен остался — вот и пришел назад мертвец… Бегите немедленно, адяси, не то загрызет вас!
У Ким Сондари все похолодело внутри. Не помня себя, раздвинул створки окна, голым выпрыгнул на улицу. Опомнился и сунулся было обратно в окно:
— Одежду выкиньте…
Но в доме уже начался жуткий тарарам, что-то там с грохотом падало на пол, со страшной силою ударяло в стену. Мертвец разбушевался, видимо, не на шутку! Ким Сондари поскорее дал деру. Бегал, бегал по темным незнакомым улицам, шарахаясь от малейшей тени, пока, увы, не начало светать. Тут он и понял, что приходит ему конец, потому что предстать голым перед сеульскими жителями было равносильно смерти! Выбежал на берег какой-то грязной канавы, упал на землю и притворился мертвым.
А вскоре приблизился к нему некий человек, из тех, которые бормочут себе под нос, сами с собою разговаривают. Этот остановился над голым Кимом и обрадованно залопотал:
— Вот мертвое тело! Видно, убили, ограбили и в сточную канаву выбросили. Но для меня это большая удача! Отрежу яйца — ведь из них можно приготовить превосходное снадобье!
Тут Ким Сондари вскочил как ужаленный и вцепился в человека, принялся шерстить его вдоль и поперек!
— Попался, злодей! Выследил я тебя! — кричал Ким. — Так это ты, оказывается, у моего мертвого брата муды вырезал, пока он лежал в гробу! А теперь живого человека хотел кастрировать! Ну-ка, если хочешь остаться в живых, немедленно скидывай штаны!
