Дядюшка Густав (разглядывая Симону). Пожалуй, немножко мала для Орлеанской девы.
Хозяин. Немножко мала, немножко молода, немножко велика, немножко стара! Когда не хватает духу, всегда найдутся отговорки. (Через плечо кому-то в доме.) Жан! Ты подал португальские сардинки?
Дядюшка Густав (Симоне). Ну так как, Симона? Хочешь наняться в Орлеанские девы? Боюсь только, что нынче ангелы больше не появляются.
Хозяин. Хватит! Я просил бы вас, дядюшка Густав, воздержаться при ребенке от ваших циничных шуток! Пусть себе читает книжку без ваших грязных замечаний. Только не на работе, Симона! (Уходит.)
Дядюшка Густав (ухмыляется). Как тебе нравится, Жорж? Теперь уж судомойкам велят готовиться в Орлеанские девы. В свободное от работы время, конечно. Детей они пичкают патриотизмом, а сами скрываются под пыльниками. Или скупают бензин и прячут его на каком-нибудь кирпичном заводе, вместо того чтобы сдать его армии.
Симона. Хозяин не делает ничего дурного.
Дядюшка Густав. Нет, он великий благодетель. Он платит тебе двадцать франков, чтобы у твоих стариков было "хоть что-нибудь".
Симона. Он держит меня, чтобы мой брат не потерял здесь места.
Дядюшка Густав. И имеет таким образом заправщицу бензоколонки, официантку и судомойку.
Симона. Это потому, что война.
Дядюшка Густав. И это совсем неплохо для него, а?
Хозяин (появляясь в дверях отеля). Дядюшка Густав, полбутылки шабли двадцать третий номер господину, который кушает форель. (Уходит в дом.)
Дядюшка Густав. Господин в пыльнике, он же господин полковник, желают выпить бутылочку шабли, прежде чем погибнет Франция. (Уходит на склад.)
Во время дальнейшей сцены он проносит через двор бутылку шабли. Женский голос из окна второго этажа: "Симона, где же скатерти?" Симона поднимает корзину и хочет идти в отель, в это время со стороны шоссе входят сержант и
два сапера с походным котлом.
Сержант. Нам надо здесь получить обед. В мэрии сказали, что сюда звонили по телефону.
Симона (радушно, сияя). Наверно, уже готово! Идите прямо на кухню. (Сержанту, пока оба сапера идут на кухню.) Мой брат Андре Машар тоже в сто тридцать второй, мсье. Вы не знаете, почему от него нет писем?
Сержант. На передовой пошло все кувырком. Мы тоже с позавчерашнего дня потеряли связь с передовой.
Симона. Что, война проиграна, мсье?
Сержант. Да нет, мадемуазель. Речь идет только о единичных прорывах танковых соединений противника. Полагают, что этим чудовищам скоро не хватит бензина. Тогда они застрянут. Понимаете?
Симона. Я слышала, что до Луары они не дойдут.
Сержант. Нет-нет, не тревожьтесь. От Сены до Луары далеко. Только очень мешают эти потоки беженцев. Трудно добраться до передовой. А мы должны чинить разбомбленные мосты, иначе подкрепления не смогут подойти.
Саперы возвращаются с обедом.
(Заглядывая в котел.) И это все? Это же позор! Посмотрите на этот котел, мадемуазель. Тут меньше половины. Это третий ресторан, в который нас посылают. В двух ничего не дали, а здесь вот только это!
Симона (пораженная, заглядывает в котел). Это, наверно, недоразумение! Там всего полно: и чечевицы, и сала... Я сейчас сама пойду к хозяину. Вам дадут полный котел. Подождите минуточку. (Убегает.)
Жорж (предлагает сигарету). Ее брату всего семнадцать лет. Он был единственный доброволец у нас в Сен-Мартене. Она его очень любит.
Сержант. Черт бы побрал эту войну! И на войну не похоже! В собственной стране армию встречают, как врагов. А премьер-министр говорит по радио: "Армия - это народ!"
Дядюшка Густав (вновь появляясь). "Армия - это народ!" А народ - это враг.
Сержант (враждебно). Что вы хотите сказать?
Жорж (заглядывая в полупустой котел). Почему вы это терпите? Позовите мэра.
Сержант. Знаем мы этих мэров. От них никакого толку.
Симона (медленно входит; не глядя на сержанта). Хозяин говорит, отель не может дать больше. Очень много беженцев...
Дядюшка Густав. Которым мы ничего не можем дать, потому что все забирает армия.
Симона (в отчаянии). Хозяин сердится, потому что мэрия очень много требует.
Сержант (устало). Везде одно и то же.
Хозяин (появляется в дверях и дает Симоне сложенный счет). Отнеси счет господину с форелями. Скажи, что за землянику я беру по себестоимости. Твои родители продали ее отелю. (Вталкивает ее в дверь.) Ну, в чем дело? Господа саперы недовольны? Может, вы дадите себе труд подумать о населении? Оно уже исходит кровью, а ему предъявляют все новые требования. Никто не болеет душой за Францию, как я, бог свидетель! Но (широкий жест беспомощности) я поддерживаю свое заведение только ценой огромных жертв. Посмотрите, какие у меня помощники. (Указывает на дядюшку Густава и Жоржа.) Старик и калека. Да подросток. Я даю им работу, потому что иначе они умерли бы с голоду. Но я не могу сверх того кормить французскую армию.
