Сны под снегом - страница 12

Шрифт
Интервал

стр.

К чертовой матери.

Вы же, ваше благородие, в прошлом году сами через канцеляриста требовали.

Требовал? Я требовал? Убью мерзавца!

Руки дрожат, как же дрожащими поправить маску.

Милостивый брат, матушка не пишет мне и с сентября не присылает денег. Она вероятно предполагает, что у меня должны быть побочные доходы; так вот пусть она избавит себя от труда толкать меня в этом направлении.

И все же я делаю карьеру.

Коллежский асессор Салтыков соизволит заняться.

Как десять лет назад другой вятский ссыльный, Герцен, я наблюдаю за наблюдающими, и от имени губернского правления заверяю полицейские рапорты о самом себе.

Mein Liebchen, was willst du noch mehr?

Свободы.

А, это не предусмотрено.

Хоть вой, как дворняга, хоть тенериф бочками лакай.

Мне было двадцать два года и лучезарные надежды.

Мне тридцать и ревматизм.

Окутанного пледами верный Платон кормит с ложечки. Встану, буду топтаться по Вятке — еще год, еще десять — почтенный старец, чиновничьий патриарх.

Ваше Величество, еще раз осмеливаюсь умолять.

Все время слишком рано.

15

Идут, рыдают, поют — это война.

Шепчут, читают какие-то письма, машут руками.

Ах ты, мой кормилец, что же я теперь сирота буду делать.

Солдатки головой о землю бьются, потом те, что покраше, гуляют, а старухи просят милостыню, много их.

С театра военных действий — известия отсутствуют.

Шагает серая скотинка, Москвой ее называют или Присягой, мешки за спиной, под шинелями пообиты кости, офицеры спят верхом, интенданты с жирными мордами на телегах пожитки подсчитывают — война.

Возвращаются на деревянных ногах — скрип-скрип — послушайте ребята, что вам расскажет дед, а было это на четвертом бастионе, как раз роздали кашу, вдруг он как пальнет из мортир, я только перекрестился, а Васька ложку ко рту подносил, так с этой ложкой и остался, а голову это ему начисто оторвало.

Подрядчики шампанское хлещут, барышни поют патриотические романсы, о воеводе Пальмерстоне, что разделял Русь по карте, и другие, звон во всех церквах, на плацу рекруты вповалку лежат, в честь наших храбрых солдатиков — оркестр, гимн!

Россия истекает кровью и мечется в тифозной горячке.

Корреспондент пишет из осажденного Севастополя: из-за креста, из-за звания, из-за угрозы не могут люди принять эти ужасные условия: должна быть другая, высокая побудительная причина. И эта причина есть чувство любви к родине.

Россия истекает кровью.

Крестьян на гумне секут кнутом.

Есть и такие, что сами идут в солдаты; если выживешь, говорят, свобода выйдет, и со всей семьей; против вздорных фантазий правительство выкатывает пушки, хотя в Крыму их не хватает.

Его Величество намерены направиться ближе к театру военных действий.

Брат Коля вступил под знамена.

Матушка хочет, чтобы и я тоже.

Из одной неволи в другую.

В Вятку прибыл генерал Ланской формировать дворянское ополчение.

Толстый, добродушный, с седыми бакенбардами.

Матушка не хочет, чтобы я женился на Лизе, потому что у Лизы нет приданного.

Что же такое эта любовь к родине?

В Севастополе гибнут герои, но тут о любви к родине толкует свора негодяев, воруя сухари и сукно.

Жена Ланского это бывшая госпожа Пушкина.

Porte mon deuil pendant deux années, puis remarie toi, mais pas avec un chenapan.

Надеюсь, Ланской не un chenapan.

Не хочу под знамена, хочу быть свободным.

16

Добрая Пащенко с пылающим лицом.

Nathalie, душенька, позволь себе представить многообещающего юношу, который вследствие прискорбного стечения обстоятельств.

Аа, подойдите поближе, я слыхала, что вы немножко поэт. Все еще ослепительной красоты, снежная богиня с чуточку раскосыми глазами и высокой короной каштановых волос.

Ваше превосходительство, если бы я мог, если бы я смел рассчитывать на заступничество.

Ослепительной красоты и алебастровой молодости, бедный Пушкин: о, как мучительно тобою счастлив я, когда, склонялся на долгие моленья, ты предаешься мне нежна без упоенья, стыдливо-холодна.

Я поговорю о вас, мы с генералом питаем расположение к молодым поэтам.

Стыдливо-холодна, восторгу моему едва ответствуешь, не внемлешь ничему и оживляешься потом все более, более — и делишь наконец мой пламень поневоле.


стр.

Похожие книги