НА ПЕРЕПУТЬЕ ФРАЗ И ЖЕСТОВ
Поздний вечер. Почти пустой троллейбус. Парочка на переднем сиденье — она склонила голову ему на плечо, он, что–то буркнув, прикрывает ей коленки пластиковым пакетом. Беспредметная нежность, беспредметная ревность («нечего коленками сверкать!») — идиллия…
Однако бац — на остановке водитель открывает лишь одну дверь: проверяет, все ли законно доехали. Выясняется, что наша парочка — зайчата; кавалер, конечно, платит штраф за двоих, но мне нравится реакция водителя:
— За двоих?! Неужели охота штраф платить?
Штрафуемый объясняет, что привык ездить с проездным, да вот уволили его и проездной отобрали. Водитель искренне огорчен:
— Подошли бы, у меня купили абонементы. Это же так просто!..
И разводит руками, показывая, до какой степени это просто… Я вижу их из окна троллейбуса, этих малость общипанных зайцев. Они улыбаются.
Что значит — никто никому не испортил настроения.
* * *
— Угол Крауля — Викулова, за пятнадцать.
— За двадцать.
— За пятнадцать.
— За двадцать, — водитель «девятки» неумолим и жаден, от Фрунзе до указанного угла, да еще днем, «пятнашка» — в самый раз. Едет дальше порожним, а к обочине подруливает заляпанный грязью «Москвич»:
— Тебе куда, браток?
В машине двое, по виду — сами натуральные «братки»: бритые затылки, кожанки из дешевых… Но дело спешное, решаюсь, еду.
Оказывается, правда, что дороги они не знают, я — тоже, мы тычемся во все тупики, как слепые кутята.
— Чё, не знаешь, как ехать? Ты местный?
— Почти. А вы?
— А мы нет.
Чувствую — влип. В салоне только что не наблевано, а так — хорошо, уютно; бычки можно прямо на пол бросать, благо, под ногами лужа грязи. Магнитофон выдает что–то забубенно–блатное, такой репертуар, что Шуфутинский кажется уже официозом… Реакция парня за рулем на очередной глухой дворик:
— Гы-ы… Смотри, не туда доедешь…
Выруливаем на Посадскую. Завидя белую машину с синей полосой, рулевой тревожится:
— О, бля, мусора…
Да уж не в угнанной ли машине я еду?! Однако надо поддерживать светский разговор:
— Так откуда вы?
— Далеко! — смеются. — Отсюда не видать!
После паузы:
— Из Кемерово. А ты?
— Из Кургана.
— Ехала девчонка из Кургана, пятерик везла до Магадана, а за нею ехал вслед парнишка, и ждала его в конце этапа «вышка»… — тут же откликается тот, что справа. Я, не уверенный, что запомнил все правильно, повторяю вслух слова, он оборачивается изумленно:
— Чё, музыку любишь?!
И бегло пересказывает продолжение: как кто–то к кому–то лез «на шконку», на нары то есть, а финал истории грустный, как у Шекспира:
— В общем, во концовке пристрелил прапорщик зэчку…
Братки заметно проникаются лирическим пафосом исполненной а капелла баллады, в машине воцаряется мрачное молчание. А вот уже и угол искомый, я с облегчением прощаюсь, интересуясь из вежливости, куда им теперь ехать.
— А х… его знает, на Уралмаш, наверное. Да не переживай, доберемся как–нибудь, — и, косясь на мой пакет, тот, что справа, спрашивает:
— У тебя поесть с собой ничё нету?
— Нет. Счастливого пути.
А правда ведь, искусство сближает людей…
* * *
Еще не отошедший морально от встречи с гостями из дружественного Кемерово, стою под окнами девятиэтажки и надрываю легкие:
— Алена!
Известное дело — железная дверь на подъезде, а домофоны у нас не прижились, почему–то все время ломаются… Сзади кто–то легонько трогает за локоть:
— Вам в этот подъезд? Пойдемте…
Обходительный мужик с тяжелой сумкой открывает дверь подъезда и даже пропускает меня вперед:
— Пожалуйста…
— Спасибо…
Мне на лифт, ему за почтой. Расходимся, приятно улыбнувшись.
Екатеринбург — город контрастов.
* * *
Дела закончены, пора домой. Наученный чужим, но горьким опытом вчера увиденных «зайцев», сам подхожу к девушке–кондуктору с кучей бумажек и медяков в руке. А девушка ладная, весенняя такая, улыбается слегка сердито:
— И это все мне?.. Хотите из меня копилку сделать?
— Ага, — улыбаюсь я. — Специально всю мелочь в доме собрал, чтобы от нее избавиться…
И последний диалог за этот долгий и насыщенный воскресный день состоялся у меня опять же на остановке «Фрунзе». Мужик какой–то выскочил с пакетом из–за темнеющих киосков:
