— Ах нет, Пирсотриха! Я совсем ее не люблю.
— Посмотри мне в глаза… Не верю! Твое лицо изменилось и похудело, как у влюбленных. Ты смешон, дорогой мой. Удивляюсь, как мог ты иметь успех когда-либо у нимф гор и лесов… Впрочем, я тебя помню, ты всегда любил шляться по ночам, когда тебя трудно было разглядеть и легко смешать с другими… Так она беленькая, эта новая сатиресса?
— Да, у нее совсем светлые волосы, темно-карие глаза, неподвижное лицо и белое тело. Уши у нее не такие длинные, как у нас, и вовсе нет бородавок на горле. Она страшно сильна и недавно еще победила в единоборстве одного сатира… Он вынужден был прыгать от нее в Кинеис.
— Глубоко было в том месте?
— По пояс, и около берега было довольно грязно. Сатиресса боялась замочить или запачкать свою белую шерсть, а потому и не прыгнула в воду вслед за ним. Кажется, она стала искать на берегу камень, а сатир в это время успел скрыться в тростнике.
— Ты брешь, мой друг, и что-то скрываешь… Где же встречаются эта девчонка и сатиресса?
— «На песчаном мысу, где растут тростники, недалеко от устья реки», — запел вполголоса Гианес отрывок из какой-то человеческой песни; затем он засмеялся неестественным, деланным смехом и убежал.
Молча и пристально глядела ему вслед Пирсотриха.
«Мальчишка влюбился в эту белую сатирессу. Впрочем, нет, сатиры редко нас любят. Скорее Всего, ему нравится та молоденькая нимфа, о которой он говорил… Надо будет ее посмотреть», — думала сатиресса, почесывая свои плоские мохнатые бедра.
Гианес лежал на нагретой солнцем скале и травкой дразнил богомолку. Насекомое отмахивалось передними лапами, сердито пятилось, но вовсе покидать место, где находилось, не желало.
«Вероятно, как я, поджидает кого-нибудь», — подумал молодой сатир и прислушался… По сторонам трещал сплошной хор кузнечиков; в соседней долине блеяли козлята; в небе пищал, плавая на широко раскинутых крыльях, высматривающий добычу ястреб.
«Не пойдет сегодня, пожалуй», — решил Гианес, озираясь по сторонам.
В это мгновение послышались легкие постукивающие шаги, и внизу, на каменистой тропинке, пересекавшей долину, показалась Пирсотриха.
Рыжая шерсть сатирессы золотилась под солнечными лучами. Она шла, обмахиваясь клейкой веточкой черного тополя, мелькая в кустах и спугивая порой притаившихся в вереске куропаток.
Гианес, припав к траве, внимательно следил за сатирессой, и, когда она, пересекши долину, исчезла за холмистой грядой, юный полубог спешно слез со скалы и, пригнувшись, побежал по ее следам…
Сомнений быть не могло, Пирсотриха отправлялась к устью реки искать Аглавру и Напэ…
Она проснулась рано, и первой мыслью ее была юная, серебристая нимфа. Недавний разговор с Гианесом разом всплыл в уме Пирсотрихи. Ей страшно захотелось поймать синеглазую Напэ, душа которой была так покорна, ласкать и баюкать ее на своих мозолистых твердых коленях, сделать серебристую нимфу своей подругой…
Созданный воображением Пирсотрихи образ этой нимфы властно стоял в ее разгоряченной голове. Чтобы освежить ее, сатиресса подошла к ручью, стала среди густых прибрежных кустов на колени и наклонилась к темной боде. Оттуда взглянуло на нее бледное, худое лицо с заострившимся носом и короткими непослушными кудрями.
У Пирсотрихи стало тяжело на душе, и она, зажмурясь, решительно погрузила голову в холодную благу… Легкая, приятная дрожь пробежала по спине сатирессы, и она открыла глаза. Каменистое дно было покрыто мелким песком. Серебристая рыбка испуганно блеснула в зеленоватой боде и скрылась под корнями. Два черных жука на самом дне отнимали что-то друг у друга, царапая лапками по тонкому слою ила. Маленькие пузырьки воздуха светлой струйкой поднимались на поверхность.
Пирсотриха вынула голову и, запрокинув ее, поднялась на ноги и стала вытряхивать воду из длинных, покрытых золотистым пушком, заостренных кверху ушей. Холодные капли текли у нее по спине и по груди… Это было так приятно…
Вымыв все тело, освеженная, она выжала мокрые волосы и легкой походкой направилась берегом ручья к тем местам, где, по словам Гианеса, происходили свидания белой сатирессы и Напэ…