Сны - страница 18
Топот все рос… Внезапно вблизи раздался чей-то испуганный визг, потом еще чей-то возглас: «Кентавры!» — и вся масса сатиров и нимф кинулась врассыпную.
На поляну с гиком и смехом влетело стадо кентавров. Они ловили перепуганных нимф, которые тщетно старались укрыться. Один уже мчал, прижимая к своей могучей волосатой груди пленную, бьющуюся гамадриаду.
Сатиры не пытались заступиться за подруг. Антем видел, как ныряли под шатер зеленой листвы их мохнатые зады и согнутые спины. Гианес схватил отрока за руку и побежал вместе с ним…
Небольшая рытвина неподалеку укрыла их обоих. Мимо друзей пробежала, приседая, как заяц от испуга, желтоволосая, с тонкими ногами нимфа. Вздыхая, она скрылась за деревьями.
Галопом промчался по тропинке, преследуя кого-то, кентавр.
Внезапно он круто повернул в сторону и очутился у рытвины.
— А, Вот ты где? Попалась, лесная козочка! — воскликнул густым басом четвероногий богатырь, перегнувшись вперед и простирая руки. — Опять не то! — буркнул он, заметив ошибку. — Это кто такой? Неужели ты, Гианес? Тебя никто не ушиб и не обидел?
Собравшийся было убегать Гианес тотчас успокоился.
— Нет, Сфенел, я успел вовремя убраться. И откуда вас принесло, такой табунище? Всех нимф перепугали… Вы хоть скорей отпустите тех, что захватили!
— Небось отпустим, не с собой же их в горы тащить; там ведь у нас строго. Коли к себе привезем — так нам попасть может, что ой! У нас жены страсть сердитые!.. Залягают!.. А это кто с тобой?
— Это мой друг, отрок из человеческого племени. Играет на свирели, как бог Пан…
— Я тебя всегда любил, Гианес. Ты помог мне вправить вывихнутую ногу. Твой друг будет другом и мне!
И, подойдя к краю рытвины, Сфенел согнул свой человеческий стан и протянул мальчику свою мускулистую загорелую руку. Антем протянул свою, и она почти потонула в широкой, грубой ладони кентавра.
— Ты за кем гонялся-то? — спросил Гианес.
— Да вот желтоволосая одна… Руки и ноги длинные, как жерди… Ушла… Досада такая! Жена все равно не поверит, что никого не поймал, и ругать за беспутство будет!
Гианес молча и многозначительно показал в ту сторону, куда скрылась приседавшая нимфа.
— Там? — тихо спросил кентавр.
Гианес утвердительно кивнул головой. Четвероногий герой бешено метнулся по тропинке и, стуча о корни копытами, скрылся в лесной чаще, откуда скоро послышался раздирающий визг и громкий, торжествующий хохот.
— Зачем ты указал ему нимфу? — спросил Антем.
— А что ей от этого сделается? Ведь она кричит только для вида… Сфенел — мой друг, — прибавил юный сатир. — Теперь же поспешим к твоему дому, скоро начнет светать…
В лесу было все тихо. Далеко-далеко слышен был мерный топот удалявшегося табуна. Друзья вылезли из своей рытвины и по тропинке, спотыкаясь о корни, направились к лесной опушке. Затем вышли в поле и стали взбираться на песчаные, бесплодные холмы.
В небе одна за другой исчезали и меркли далекие звезды. На востоке уже светлело. Внизу, на росистых полях, многотысячным хором квакали неугомонные лягушки.
— Ты никогда не любила людей? — спросила нимфа Ликиска у своей старой знакомой, рыжей сатирессы Пирсотрихи, которая, впрочем, в лесах была более известна под кличкой Козлица.
— Случалось, — ответила та, зевая. — Да и что остается нам делать, если наши сатиры словно забыли о том, что мы существуем. Целые дни гоняются они за кем угодно, только не за нами. Словно им нет никакого дела до того, пропадет или не пропадет наша порода.
— А это очень интересно? — перебила нимфа, которой давно уже надоели бесконечные жалобы подруги на коварство сатиров.
— Что интересно? Гоняться за нимфами?
— Нет, любить людей?
— Всего бывает. Один раз мне попался краснолицый толстый старик, который себя называл жрецом Посейдона. Жрец этот сбился с пути, и я ему объявила, что он никогда не увидит родимого дома, если не поживет сперва у меня. Старик подумал немного и согласился. Он пробыл в моей пещере целых четыре дня и ужасно мне надоел, требуя то вареного гороху, то вина, то мягкого ложа… А ты хорошо знаешь, моя милая, что я не сплю на мягком.
И сатиресса слегка ущипнула свою собеседницу.
