— Это подменыш. Она должна скоро умереть, — пояснил Змей, заметя удивленный взгляд своей спутницы.
Оттуда, где стоял трон Черного Козла, долетел тонкий, поразительно острый звук серебряного колокольчика. Ведьмы сразу притихли и, сложив руки на животе, замерли с молитвенным видом. Сидевшая на плече у одной из них жаба сделала то же. Вблизи столов прошел толстый, седой, степенный и хмурый не то колдун, не то ведьмак в черной рясе и, быстро подойдя к идиотке-подменышу, ударил ее палкой. Та, глупо ухмыльнувшись, сказала старику какое-то паскудное слово и быстро скрылась под стол. Кобель, которому тоже попало, визгнул и, поджав хвост, последовал за идиоткой…
Среди наступившей тишины явственно долетали наиболее громкие слова проповеди Черного Козла, покрывавшие похожий на весеннее воркование лягушек восторженный шепот колдуний:
— …Вредите!.. Пусть голодают и ропщут… Не жалейте сил… Следите одна за другою… Таитесь от чужих… Воздам тайно… Мстите, мстите, мстите! — закончил наконец Хозяин празднества свою краткую, но сильную речь.
Заметив вдали розовое знакомое лицо и нескладную фигуру Степки, Аниска забеспокоилась, и, лишь когда та села, молодая ведьма заняла место за другим столом, как можно дальше от соперницы.
— Я не люблю ни падали, ни человечины, — обратилась она потихоньку ко Змею, — после них у меня всякий раз живот болит. Что бы тут мне съесть, чтоб потом худа не было?
— Ежели у тебя слабый живот, чего я раньше не замечал, — ответил тот, — трескай молочное. Лучше всего — творог или парное молоко. Можешь отведать и картошки; а из напитков пей одну водку.
— А откуда здесь такое красивое розовое сало? — спросила Аниска.
— Из разных мест. Есть и с кладбища, — тихо прошипел ей на ухо Змей.
Сам он без всякого опасения лопал и сало, и колбасу, и крошеное мясо с капустой, и хлеб, которые большими кусками исчезали в широкой пасти его с многочисленными острыми зубами.
«С кладбища?!. Оттуда же, значит, и шелковая юбка, которую ты мне принес, — подумала Аниска. — Выпить разве с горя?» — И она потянулась к большому графину мутно-зеленого толстого стекла.
Самогон там был хотя и плохо очищенный и даже не слишком крепкий, но в нем чувствовалась, кроме того, какая-то дурманящая голову примесь.
Змей усердно наливал ей чашку за чашкой.
Благодаря яркому свету костров Аниска могла рассмотреть эту маленькую чашку из тонкого фарфора, с отбитой ручкой и чуть заметной трещинкой внутри. Снаружи по зеленоватой глади вился затейливый темный узор.
— Откуда бы такая? Кажись, из господского дома? — спросила Аниска.
— Одна девчонка недавно на поклон Хозяину принесла, — ответил, по-видимому довольно осведомленный по хозяйственным вопросам, Огненный Змей.
Ведьма посмотрела вдоль длинными рядами стоящих столов. Среди явно преобладавших численностью бабьих ведьминских лиц здесь и там были видны ослиные, волчьи, собачьи и медвежьи морды, торопливо чавкавшие, порой без помощи рук, с пододвинутых поближе мисок и плошек. Лишь немногие из присутствующих пользовались вилками. Ножей нигде не было видно. Отчасти для того, чтобы гости, поссорясь, не перерезали бы друг друга, отчасти — чтобы нож случайно не скрестился с вилкой.
Мало-помалу опустели тарелки и блюда на покрытых грубыми домоткаными скатертями длинных столах. Кувшин и бутыли тоже были почти все осушены. Охмелевшая нечисть и пьяные бабы громко кричали, спорили, визжали и горланили песни. Некоторые сводили между собою старые счеты. Две ведьмы даже подрались из-за чьей-то давно подохшей коровы. Одна из этих баб закатила другой, голова которой была увенчана деревянным подойником, звонкую оплеуху.
Обиженная схватилась за ручку чуть не упавшего наземь подойника и ударила им врага по полулысой седой голове. Получившая удар успела схватить вилку и хотела ткнуть ею в шею противницу, но ошиблась и попала в плечо, на котором сидела большая серо-бурая жаба. Проколотая гадина стала пищать. Ушибленная подойником ведьма изрыгала громким голосом богохульскую брань, а обладательница жабы, тоже, по-видимому, тронутая вилкой, надела поспешно снова подойник и куда-то, визжа по-поросячьи, убежала. Растолкав собравшуюся толпу, взобралась на стол полуконская харя и, топоча копытовидными чоботами, с похожим на ржание смехом, стала плясать среди пустых стаканов и блюд.
