Так Аниска и не позволила Максиму остаться на ночь. Однако парень, мучимый, с одной стороны, ревностью, так как опасался, что вместо нечистой силы к подруге его явится приказчик из соседней усадьбы, и любопытствуя, с другой стороны, посмотреть, какова из себя будет эта самая вражья сила, вышел перед полуночью из своей избы и стал бродить неподалеку от хаты Аниски.
Окна там не светились, и все вокруг было тихо. Стояла морозная безлунная ночь, и лишь звезды ярко горели на черно-синем небе. Максим порядочно прозяб в ожидании и хотел было даже идти домой, когда с темной высоты сверкнула вдруг, падая огненной полосою, красная звездочка и мелкими искрами рассыпалась над Анискиной кровлей. Максим видел, что искры эти, перед тем как исчезнуть в трубе, приняли в сочетании своем вид свернувшегося золотисто-красного крылатого змея.
— Эге, — сказал парень сквозь зубы и, больше не задерживаясь, зашагал домой. У него пропало всякое желание навестить в эту ночь Анисью. Соперничать с Огненным Змеем Максим не имел ни малейшей охоты…
Тут же по дороге решил завтра же взять предлагаемый ему приказчиком задаток и снова уйти в предстоящем посту на работы по сплавке леса.
Толстая Марыська была весьма недовольна случившимся. Ребенок, неожиданно родившийся у нее от поспешных ласк затянутого ею в конце концов в лесной омут охотника, начал ей сниться и пугать по ночам. Болотница стала худеть и даже утратила звание «любимой жены», не вернувшееся, правда, к Куньей Душе, но перешедшее к младшей сестре последней — Малинке.
Пользуясь ослаблением к ней внимания господина, Марыська твердо решила, лишь только представится случай, сбегать на реку узнать там от русалок про участь своего младенца, а если можно будет, то и повидать его самого. Она беспокоилась, между прочим, как отзовется на ее бесперепончатом детище речная вода.
Однако осуществить свое намерение Марыське удалось в силу разных препятствий не раньше как через год.
Улучив однажды ввечеру удобное время, перелезла она в соседнее озеро, быстро его переплыла и, найдя то место, откуда вытекал лесной ручеек, спешно пошла по его течению в направлении к устью…
Лес в этом месте был хвойный. Только по берегам ручья, особенно в тех местах, где желтовато-лиловые стволы сосен отступали от берегов, виднелись здесь и там кусты орешника, ольхи и ивняка, из-под которых глядели порой небольшой голенастый кулик, водяная крыса или свившая себе там гнездо дикая кряковая утка.
Марыська шла вперевалку, с боку на бок, своею обычною для болотной бесовки походкой, не проваливаясь в топкую грязь и почти не оставляя на ней следов своих лапчатых ног. Она не смотрела ни на рыжую белку, только что перемахнувшую через ручей и качавшуюся на еловых ветвях, ни на двух зайцев, недоверчиво обнюхивавших на полянке друг друга. В голове у болотницы была одна только мысль: добраться поскорей до реки и разузнать там у русалок об унесенном от нее дитяти.
Не обратив поэтому внимания даже на медведя, показавшегося на миг между деревьями и поспешно затем убежавшего прочь, Марыська деловито шагала вдоль извивов ручья, не предвидя, какою неожиданностью кончится ее путешествие.
Дело в том, что повстречавший болотную бесовку медведь не преминул доложить своей госпоже, местной Лешачихе, по прозванию Бородавка, что в их владениях появилось некое существо вроде русалки или собирающейся купаться бабы, но с какими-то странными ногами.
Не терпевшая никаких могущих понравиться супругу ее (последний как раз и был Зеленый Козел) существ женского пола, Лешачиха немедленно решила удалить непрошеную гостью из своих владений, а буде та имеет какое-либо дело или отношение к Лесовику — удалить сугубо.
Когда, следуя по течению ручья, Марыська вышла на небольшую, продолговатую, чистую поляну, она заметила, как впереди, справа от нее, в сопровождении бурого медведя, вышла туда же высокая, лохматая, тощая Лешачиха. Видя, что те остановились и как бы поджидают ее, Марыська замедлила шаг, но продолжала идти.
— Ты зачем здесь таскаешься, жаба толстозадая? — услышала она неожиданно, подойдя шага на четыре к Бородавке.