Сны - страница 118

— Что с тобою, друг мой? — кротко, но не без достоинства, безмолвно спросил Водяника низринутый бог.

— А то, что ты вечно приносишь несчастье, — сердитым голосом, держась за перепончатые ноги, пробурчал Водяной. — Едва лишь я, во сне, коснулся тебя, как прекрасный сон мой, где я был царем в подводном дворце на дне Варяжского моря, разлетелся и скрылся неизвестно куда. Я же, подобно тебе, оказался лишенным престола.

— Я тоже во сне, от которого ты так неожиданно меня пробудил, был царем. Я занимал прежний трон мой за облаками. Надевая рубашку из перьев, обращался я в орла и, летая над землей, смотрел, как ведут себя люди и полубоги. Когда же затем я воротился в чертог свой, главная жена — дожденосная царственная Мокошь, утирая слезы ревности расшитым дубовыми листьями подолом, стала меня упрекать за то, что я гонялся будто бы за превратившейся в лебедь морского царевной. Я говорил ей, что она ошибается, но Мокошь (она всегда была очень сварлива) вспыхнула гневом и бросила в меня снятым с ноги сапогом, который больно ударил мне в бок. И я проснулся как раз в тот самый миг, когда в горницу нашу вбежала в испуге моя любимая дочь, золотокудрая, розоликая Зарница. Выходит, что я был разбужен тобою, быть может, не от столь веселого, как твой, но не менее приятного сна… Ах, если бы он воротился!..

Исчерпав таким образом вопрос и не сочтя нужным ссориться и продолжать разговор, оба собеседника вновь задремали.

Тихие и почти беззвучные речи их не беспокоили спавшего неподалеку, тоже зарывшись в ил, «Тяни за ногу». Он видел во сне, что подходит к болотной трясине и оттуда навстречу ему вылезают, кланяясь в пояс, грязно-зеленые бесенята.

— Здравствуйте, дяденька Петр Анкудиныч, — говорят они почтительно. — Давненько нас не навещали. Все тетеньки очень вас заждавшись. А тетенька Настасья, что пела при вас прошлый раз, даже обижаются. Что это, мол, они к нам глаз не кажут?… Пожалуйте, дяденька, мы это окно обойдем, а там у нас за кустами лаз есть.

И, раздвигая проворно перед чернобородым кусты, провожают его большие, на собак и котов похожие бесенята, прыгают, теснясь, под ногами сходные с лягушками маленькие. В открытую черную дыру, как в погреб, спустился «Тяни за ногу» и вошел в просторную освещенную голубыми болотными огоньками горницу с набросанным на полу от грязи тростником. Завидев чернобородого, поднялся с замшенной табуретки главный Болотник.

— А, Петр Анкудиныч! Наше вам с кисточкой! Наконец-то к нам пожаловали! Посылать даже собирался за вами, да боялся, что ваш аспид пронюхает и вас не пустит. Должон, думаю, сам догадаться, что его ждут. А вы легки на помине. Очень приятно! — И Главный Болотник «подержался» даже «за ручку» с чернобородым. — Я вас, видите ли, пригласить хотел на службу. Надсмотрщик нам нужен за бесенятами, а то избаловались больно, негодники! Лезут туды-сюды, куды не велено, и пропадают. Одни волки сколько их перелопали! Так я и придумал, чтобы за самыми маленькими старшие смотрели, а вы — старшими командовали бы. Вроде как бы моей правой рукой были бы… А положение вам такое будет: первым долгом из моих болотниц одна вам в жены; помещение — сами выберете. У нас грязновато, но бесенят у вас на посылках много будет. Они вашей бабе и пол травой выстлать помогут, и молока летом в стаде надоят, и ягод наберут, и яиц свеженьких из гнезд достанут… Огня только разводить у нас не полагается… Впрочем, и в реке у вас ведь то же самое было, чтобы без огня… Так по рукам, Петр Анкудиныч?

И чернобородый хлопнул во сне по рукам с главным Болотником, с виду похожим на Водяного, но только коричневато-зеленоватого цвета и гораздо более грязным.

Домовой зарецкого мужика Ипата Савельева был вполне доволен хозяином хаты, в которой обитал. Можно было бы сказать — жил с ним душа в душу, если бы Ипат не сомневался несколько в существовании души у своего домашнего покровителя.

Домовой был, по природе своей, добрый малый, хотя, подобно Савельеву, любил иногда полениться. Лошади стояли у них нечищеными по целым неделям; соседняя ведьма Аниска, пользуясь беспечностью оберегателя Ипатова добра, пробиралась порой в хлев и выдаивала коров.