Снег на кедрах - страница 59
Кабуо начал тренироваться с кэндо, когда ему исполнилось семь. Однажды в субботу отец отвел его в зал, где в углу было оборудовано додзё.>[25] Они опустились на колени в задней части зала, перед нишей, где в строгом порядке были расставлены маленькие пиалы с рисовой крупой. Кабуо научился тогда кланяться сидя на коленях. Пока он сидел, опираясь на пятки, отец неторопливо рассказывал ему о понятии дзэнсин,>[26] которое мальчик понял как необходимость быть постоянно бдительным. Отец закончил объяснение, дважды выкрикнув: дзэнсин! дзэнсин! Затем снял со стены деревянный шест и, прежде чем Кабуо успел что-либо сообразить, ткнул его в солнечное сплетение.
— Дзэнсин! — напомнил Дзэнъити, пока сын хватал воздух ртом. — Разве ты не говорил мне, что понял?
Отец сказал, что если Кабуо будет изучать кэндо, с него и спрос будет иной, больше, чем с обычного человека. Не передумал ли он и так же тверд в своей решимости учиться? Выбор за ним, пусть хорошенько все обдумает.
Когда Кабуо исполнилось восемь, отец впервые вложил ему в руки оружие — боккэн. Июльским утром, после того как была собрана вся клубника, они стояли посреди поля. Боккэн, изогнутый меч из вишневой древесины, длиной в три фута, принадлежал еще прадеду Кабуо, самураю. После реставрации Мэйдзи,>[27] когда запретили ношение мечей, дед стал фермером на государственных рисовых полях острова Кюсю. Вскоре он присоединился к двум сотням восставших самураев, засевших в крепости Кумамото. Они образовали «Союз божественной бури». Выдержав трехдневный пост, самураи с мечами наголо напали на правительственные войска. Солдаты с ружьями открыли залповый огонь и расстреляли всех; оставшиеся двадцать девять самураев совершили ритуальное самоубийство на поле боя. Среди них был и прадед Кабуо.
— Ты происходишь из рода самураев, — сказал ему по-японски отец. — Твой прадед принял смерть, потому что не мог перестать быть самураем. Такова его злая судьба — родиться в то время, когда надобность в самураях отпала. Он не мог смириться с этим — гнев на весь мир захлестнул его. Я помню, Кабуо, каким он бывал, когда гневался. Он жил с единственной целью — свергнуть императора Мэйдзи. Когда вышел приказ, запрещавший носить мечи открыто, дед стал тайно убивать безвинных — государственных чиновников, людей семейных, — живших с нами по соседству и относившихся к нам по-доброму, с чьими детьми мы играли. Он вел себя необъяснимо, твердил о самоочищении, после которого даже пули императора не возьмут его. По ночам его никогда не было дома. Мы не знали, где он пропадает. Бабушка совсем отчаялась. По утрам, когда он возвращался домой, она ругалась с ним, но он ничего не объяснял. Его глаза были красными, лицо каменным. Он садился и молча ел; дома он не снимал меч, носил его за поясом. Поговаривали, что он присоединился к другим самураям, оставшимся не у дел в результате реставрации Мэйдзи. Они рыскали по дорогам переодетые, с мечами и убивали правительственных чиновников. Это были бандиты, воры, отступники. Я помню, как дед радовался, услышав, что убили Окубо Тосимити, конфисковавшего крепость у их предводителя и разгромившего его армию. Дед оскалил зубы в усмешке, а потом напился.
— Он был отличным фехтовальщиком, — рассказывал Дзэнъити, — но в конце концов гнев переполнил его. Хотя прежде он, будучи еще человеком спокойного нрава и пребывая в согласии с самим собой, учил меня, мальчишку твоего возраста: «Цель самурая — меч, дарующий жизнь, а не меч, ее забирающий». Назначение меча — даровать жизнь, а не забирать ее.
— Если научишься сосредоточению — в совершенстве овладеешь боккэном, — учил Кабуо отец. — У тебя все есть для этого. Нужно только твердое желание учиться, сейчас, когда тебе восемь.
— Я буду учиться, — ответил Кабуо.
— Я знал, что ты так скажешь, — ответил отец. — Ну-ка, что с твоими руками?
Кабуо переменил положение рук.
— А ноги? — продолжал отец. — Передняя слишком завернута внутрь. И не опирайся так сильно на заднюю.
Они начали отрабатывать вертикальный удар, двигаясь между клубничных грядок — мальчик нападал, отец защищался; оба двигались слаженно.
