— Нет, — ответил Уле Юргенсен. — Ничего потобного. Все быть в порятке.
— Понятно, — сказал Элвин Хукс. — Значит, вы даже не подозревали о притязаниях семьи Миямото на часть купленной вами земли?
— Нет, таже не потозревать, — ответил Уле. — Я, знаете ли, обсужтать с Эттой, потому что семья Миямото… у них бы… быть том на земле, я знал, что им протать семь акров. Но Этта говорить, что они не вносить плату и что она… что земля снова ее. Она говорить, что не иметь выбора после смерти Карла. Она говорить, что с бумагами все в порятке. Говорить, что семья Миямото в лагере тля перемещенных лиц, что, может, они и не ве… вернуться. Говорить, что высылать им их теньги. Нет, сэр, они не могли заявить права на землю.
— Значит, вы тогда не знали о притязаниях семьи Миямото?
— Нет, ничего не знать. Пока этот человек, — тут он мотнул головой в сторону подсудимого — не прихотить ко мне.
— Вы имеете в виду подсудимого Миямото Кабуо?
— Его, — подтвердил старик. — Та-та, его.
— Когда он приходил к вам, мистер Юргенсен?
— Тайте вспомнить, — задумался Уле. — Он прихотить летом 45-го. Та, точно. Он по… появиться у меня и говорить, что миссис Хайнэ ограбить его. Говорить, что мистер Хайнэ никогта не топустить такое.
— Что-то я не совсем понимаю, — прервал его Элвин Хукс. — Вы хотите сказать, что летом 45-го подсудимый объявился у вас и обвинил Этту Хайнэ в грабеже? В грабеже?
— Та, сэр. Так оно и было, я точно помнить.
— И что же вы ему ответили?
— Сказать ему нет, сказать, что она протавать мне, что его имя в бумагах нет.
— Так… И что же?
— Он хотеть знать, не протам ли я землю.
— Продать землю? — переспросил Элвин Хукс. — Что, тридцать акров?
— Нет, он не хотеть все тритцать, — возразил Уле. — Хотеть только семь, те. которые быть у них еще то войны.
— А вы что ответили?
— У него не быть тенег, совсем не быть, — сказал Уле. — Та я тогта и не тумал про… протавать. Это быть еще то… то болезни. У меня быть хорошая ферма, шестьтесят пять акров. Я никому не хотеть протавать.
— Мистер Юргенсен, — обратился к нему Элвин Хукс. — Когда вы покупали тридцать акров у Этты Хайнэ, отошел ли вам также и ее дом?
— Нет. Она протать его Бьёрну Антреасу. Он и сейчас там жить.
— А что стало с домом семьи Миямото, семьи подсудимого?
— Этот том купить я, — ответил Уле.
— Вот как? И как же вы распорядились им?
— Тержу тля сборщиков, знаете ли, — ответил Уле. — Моя фе… ферма стать такой большой, что я нанять управляющего на весь гот. Он там жить, та еще сборщики.
— Мистер Юргенсен, — обратился к нему Элвин Хукс. — А не говорил ли подсудимый во время своего визита летом 45-го что-нибудь еще? Вам ничего не приходит на память?
Уле Юргенсен снял правую руку с набалдашника трости. Трясущейся рукой он неуклюже порылся в боковом кармане пиджака, что-то нащупывая.
— Та, вот еще что… — вспомнил Уле. — Он сказать, что отнажты вернуть свою землю.
— …что однажды вернет ее?
— Та, сэр. И быть очень сертитый.
— Что же вы ему ответили?
— Я спросить его, почему он так сертиться на меня. Я ничего не знать об этой земле, я не хотеть ее протавать. — Уле поднес ко рту платок и вытер губы. — Я советовать ему говорить с Эттой Хайнэ, она переехать в Эмити-Харбор. Рассказать, как ее найти, потому что говорить нато с ней.
— И тогда он ушел?
— Та.
— А после этого вы его видели?
— Та, витеть. Остров-то маленький.
— Понятно, — сказал Элвин Хукс. — Вот вы говорите, мистер Юргенсен, что с вами случился удар. Когда это произошло? В том же году, в июне?
— Та, сэр, тватцать восьмого июня.
— Понятно, — ответил Элвин Хукс. — И это повлекло за собой нетрудоспособность? В смысле, вам не под силу было управляться с фермой?
Уле Юргенсен ответил не сразу. Правой рукой с платком он снова взялся за набалдашник. Пожевал щеку изнутри; у него тряслась голова. Ему трудно было говорить.
— Я… я… нет, — ответил он.
— Не могли управляться с фермой?
— Не… нет.
— И как же вы поступили?
— Я… я… выставить ферму на рынок. На протажу, — ответил Уле Юргенсен. — Сетьмого сентября, сразу после празтника.
— В том же году? Вы внесли ферму в список агентства недвижимости?
— Та, сэр.
