– Не нравится? – спросил инструктор.
– Есть такое дело, – честно ответил Олег. – Причину сам не пойму, но душа не лежит.
– Снайпер должен любить свое оружие, поэтому себя не насилуй, сейчас принесу другие экземпляры.
Петр остановил свой выбор на винтовке Щукина и, насвистывая, ушел на стрельбище, следом потянулась пятерка с пулеметами. Олегу очень хотелось самому убедиться в работе невиданных ранее глушителей, но придется подождать. Инструктор вернулся почти через час и положил на стол довольно-таки странные винтовки. Приклады с тонкой щекой, а шейка походила на рукоять древнего пистолета. Оружие как бы просилось в одну руку, и Олег не удержался от соблазна это сделать.
– Догадался? – улыбнулся инструктор.
– О чем? – растерялся Олег.
– Эх, молодежь, эпоху кавалерии сменил век моторов. Скоро лошадей будут показывать в зоопарках.
– Кавалерийский карабин?
– Винтовка под патрон Вельтищева 7.62х25! – поправил инструктор.
Олег с нежностью погладил оружие, аккуратно положил на стол и сказал:
– Надо же, никак не ожидал, что сейчас делают такую красоту.
В глазах инструктора мелькнули веселые искорки, но ответ был серьезным:
– Почему сейчас? Винтовка образца девяносто восьмого года, а патрон Вельтищева одобрен ГАУ в восемьдесят третьем.
– Патрон «ТТ» принят на вооружение одновременно с пистолетом! – возразил Олег.
– До революции на вооружении были только винтовки Мосина и патроны к ней. В то же время одобрение ГАУ получило более полутора сотен разных патронов и бесчисленное множество винтовок, карабинов и пистолетов, – ответил инструктор.
– Был еще «Наган», – вспомнив друга детства, не согласился Олег.
– Казна закупила «Наганы» для полиции, а ГАУ лишь одобрило офицерский вариант.
– Вы меня совсем запутали! Разве есть разница между одобрением и принятием на вооружение?
– Разумеется, есть. Офицеры могли купить только одобренное ГАУ оружие, а солдаты получали винтовки из царских арсеналов.
– Казаки тоже вооружались за свой счет, – напомнил Олег.
– Правильно. Никто не мог их заставить купить именно «мосинку», поэтому казакам сделали сторублевую скидку.
– Они клюнули на дешевизну.
– Отнюдь. Уезжая со службы, казак продавал «мосинку» сменщику, а дома держал, например, вот эту модель Ивашенцева. – Инструктор указал на другую винтовку.
– Не дорого? – засомневался Олег.
– В среднем казак зарабатывал по пять тысяч в год, а сибирские и того больше. Давай ближе к делу, ты выбрал винтовку Рощепея в модификации девятьсот четвертого.
– Она сама просится в руку, – покраснел Олег.
– Еще бы! Ты держишь шик кавалергардов! На четырехстах метрах эллипс рассеивания полсантиметра на полтора!
– Мой институтский друг живет на Кавалергардской, у них квартира в бывших казармах, – вспомнил Олег.
Все полковые казармы давно получили название «старый фонд», многие жильцы даже не догадываются, что раньше здесь обитали солдаты со своими семьями. Эти слова заставили инструктора поморщиться, и он поспешил продолжить:
– Приклад клееный из карельской березы, внутри полый, в пятке противовес для удобства стрельбы с одной руки.
– Прицел вроде съемный. – Олег провел ладонью по сверкающей хромом накладке.
На столе появился лакированный ларец, внутри на суконном ложе красовался изящный прицел, а рядом в гнездышках стоял набор бленд[31].
– Сделано в оптической лаборатории завода Обухова, они считались лучшими в царской России.
– Почему у него резиновый наглазник? – заинтересованно спросил Олег.
– Завод Обухова выпускал прицелы для корабельных орудий, а там комендор прикладывает глаз к оптике. Немецкая снайперская школа по непонятной причине требует соблюдать между глазом и прицелом тридцатисантиметровое расстояние.
Инструктор вставил прицел, и окуляр оказался как раз у глаза. Олег приложился и восторженно воскликнул:
– Вот это да! Оптика – высший класс!
На столе появилось три комплекта шелковых маскировочных чехлов на все три сезона. Рядом глухо стукнул глушитель с тремя шарообразными вздутиями.
– Ты можешь стрелять одиночными или выпустить очередь, отсечки на три патрона нет, – предупредил инструктор.
Олег глянул на коробчатую обойму и вздохнул:
