Для некоторых людей экзорцизм может оказаться мученичеством. Когда техницистская цивилизация притязает на то, чтобы замкнуться в своей имманентной полноте, только молитва мученика способна дать место Богу — а следовательно, и миру. Быть может, мы увидим новые формы мученичества: мучеником станет тот, о ком позаботятся с нежным состраданием — состраданием Великого инквизитора в «Легенде» Достоевского, — чтобы излечить его от Бога, и кто, «израненный Божьей любовью», откажется излечиться…
Далее, экзорцизм представляется неотделимым от внутреннего усилия в стремлении к преображению. Это усилие ни в коей мере не является научным умозрением, философской конструкцией для ученых: это дело веры, которое захватывает ученого как тотального человека в тайне его личностного существования. В нас, через нас, незримо, но реально литургический космос приближается к падшему миру, который мы исследуем, которым располагаем; в нас, через нас Фаворский свет, слава, которую святые видят сияющей в евхаристии, распространяется от атома до звездной туманности, и созидается Царство. Если проблема технической цивилизации все больше становится проблемой смысла и цели, то смысл и цель могут появиться только через человека, а в человеке — через святость. Не техника творчески преобразит человека — быть может, это духовный человек сообщит технике спасительный магнетизм, чтобы наполнить светом человечество и вселенную. Подлинный «мутант», если воспользоваться модным в определенной среде термином, подлинный «мутант» — это святой, обоженный человек, который отныне являет собой того, которого ожидает все человечество в конце своей истории. Ибо после Воскресения всякое подобное изменение (mutation) происходит во Христе, актуализирует его духовное тело. Только человек, причастный евхаристии, может осуществить интеграцию материи. Только человек, чувствующий икону, может спасти образ Божий в человеке, его лик, находящийся под угрозой. Только человек, ставший Храмом Святого Духа, может распознать logoi вещей и поставить науку и технику на службу LogoV'у, Смыслу истории и вселенной.
Когда позволяют исторические обстоятельства, экзорцизм и освящение должны наконец привести к появлению творческих проектов, способных подготовить Воскрешение [129] мертвых и Метаморфозу вселенной. Я ограничусь несколькими соображениями, относящимися к космологическим аспектам этих проектов, хотя этот аспект неотделим от усилий по развитию социологии единения; побудить к осуществлению проектов должна Церковь, созданная по образу Троицы. Здесь следовало бы перечитать Николая Федорова [130], преодолевая, разумеется, его натуралистические искушения, которые легко обратить в прометеевский сциентизм — такие, как имманентное оживление умерших, после которого умножившееся таким образом человечество колонизует другие планеты и даже другие звездные системы. Но, выправляя и развивая его гениальные догадки следует показать, что христианская космология может ориентировать технику на активную эсхатологию, которая готовит — не понуждая его и не избегая его «катастрофического» измерения — пришествие Христа во славе.
Ограничимся воспроизведением и комментированием в контексте нашего века нескольких «Пасхальных вопросов, которые образуют сердцевину «Философии общего дела» Н. Федорова [131]. Мы обращаемся к «Пасхальным вопросам» потому, что дать на них творческий ответ, говорит нам Федоров, «означало бы переход к жизни, завершение нашего освобождения… от смерти».
Важнейшая проблема, указывается в первом вопросе, не есть социальная проблема, такая как «вопрос о богатстве и бедности или о всеобщем обогащении», это проблема «жизни и смерти и всеобщего возвращения жизни», то есть проблема всеобщего освящения («религионизации»). Богатство как излишек и бедность как нехватка представляют собой часть антропокосмической проблемы, ибо речь идет о возрождении живых, способных оживотворить природу и подготовить воскрешение отцов. Таким образом, решение проблем здоровья и питания необходимо, но именно в этой глобальной перспективе.
