В лето 7091 [1583] после рождения блаженного царевича Дмитрия благочестивый и христолюбивый царь и великий князь Иван Васильевич всея Руси, отец благородных царевичей, заболел телесной болезнью. И когда царь уже совсем изнемогал, он приказал благородных детей своих, благоверных царевичей Федора и Дмитрия, верному своему другу, правителю и доброхоту, благонравному боярину князю Ивану Петровичу Шуйскому, да князю Ивану Федоровичу Мстиславскому, да Никите Романовичу Юрьеву, чтобы их, наших государей, воспитали и со всяким тщанием стерегли их царское здоровье. И вскоре предал в руки Божий свою душу царь и великий князь всея Руси Иван Васильевич и, оставив земное царство, отошел в вечное блаженство небесного царства. И по милости Божьей, в троице прославляемого Бога, после отца своего блаженной памяти царя и великого князя всея Руси Ивана Васильевича, по его благословению и повелению, царевич Федор воцарился и сел на превысо-чайший престол Богом хранимого Российского царствия в Московском государстве в том же 92 [1584]-м году, месяца мая в 1 день, на память святого пророка Иеремии, и стал царем всему Российскому государству. А младший его брат благочестивый царевич Дмитрий после смерти отца остался в младенческом возрасте, лет двух или меньше. Он недолго пробыл в державе отечества своего в царствующем граде, а потом с матерью был отправлен в область Русской державы в город Углич, где принял многие скорби и гонение от некого человека, нареченного Борисом Годуновым.
По прошествии недолгого времени зломысленный дьявол проник в сердце одному из вельмож, упомянутому выше Борису Годунову. Этот Борис был шурином царю и великому князю всея Руси Федору Ивановичу. И Борис уподобился ветхозаветному змею, что некогда прельстил в раю Еву и нашего прадеда Адама и лишил их наслаждения райскою пищей. Так же и этот Борис начал прельщать многих бояр и дворян из царской палаты, подчинил себе многих начальствующих и богатых купцов, одних привлек дарами, а других угрозами, как змей шипением. И увидел себя среди царского синклита превыше всех почитаема, и начал вынашивать дьявольский замысел, и поднялся на своего господина, на князя Ивана Петровича Шуйского и на его единородных братьев. Во все времена лживые ненавидят праведных и дьявольский обычай таков: едва страсть охватит его, становится свирепее лютого зверя. Такой если и добро творит, все равно именуется злым, ведь горький плод, даже и медом помазанный, не становится сладким. Но, с божьей помощью, он не сумел причинить им никакого зла, а сам на себя навлек позор и проклятия.
И стало известно всенародному собранию московских людей, что Борис замышляет против них зло, и захотели они со всеми их родственниками без пощады побить его камнями. И Борис, видя себя проклинаемого и преследуемого всеми людьми, прибег к хитрости и вновь начал прельщать великого боярина князя Ивана Петровича и его родственников, князя Василия Ивановича с его единокровными братьями, призывающе их жить с ним в согласии и обещал, что никому на другого злых советов не советовать и не замышлять, и вместе беречь жизнь и здоровье царского величества. И боголюбивый князь Иван Петрович и его родственники, князь Василий Иванович и его братья, как и прародители их, боясь Бога и сохраняя в сердцах своих великую веру в Бога и к людям нелицемерную правду, поверили, что пронырливый Борис говорит правду. Ведь всякий незлобивый человек верит каждому слову, а коварный, напротив, начинает размышлять. Эти же были незлобивы и поверили ему и положили клятву промеж себя иметь любовь и доброту, как и раньше.
Но Борис и после этой клятвы не угасил злого своего огня и захотел приобрести славу выше своей меры, вновь стал умышлять в злоковарных своих замыслах, в чем бы им пакость сотворить, но и тем лукавством не сумел причинить никакого зла благородному боярину князю Ивану Петровичу и его родственникам: они были сохраняемы крылом Господа. И вновь начал Борис отверзать свои лукавые уста и, как змея, источая смертоносный яд свой, говорил, чтобы сей благоверный боярин князь Иван Петрович произнес перед народом проповедь о том, что у него и его родственников нет гнева и никаких подозрений на Бориса, затем, дабы Бориса не предал смерти московский люд. А они думали, что Борис говорит им сущую правду без лукавства, и объявили всем свое решение. И услышав то, московский люд перестал гневаться на Бориса.
