– Это было не очень светское общение.
– Мне нужно было время, чтобы спокойно подумать в одиночестве.
Инициативу допроса перехватил Бен.
– И о чем же ты думал?
В этот момент «Понтиак» остановился перед светофором. Декер взглянул на сидевшего слева от него рыжеволосого мужчину.
– О жизни.
– Серьезный вопрос. И как, разобрался ты в нем?
– Я решил, что сущность жизни состоит в переменах.
– Так, значит, в этом все дело? В твоей жизни происходит перемена, да? – спросил Хэл.
Декер взглянул на сидевшего впереди шатена. «Понтиак» тронулся с места и миновал перекресток.
– Ты прав, – подтвердил Декер. – Перемена в жизни.
– И именно поэтому ты решил предпринять это путешествие?
– Снова угадал.
– И куда же именно?
– Санта-Фе, Нью-Мексико.
– Никогда там не был. Что это место из себя представляет?
– Я не знаю точно. Хотя на вид – хорошо.
– Хорошо на вид?
– Вчера поздним вечером я увидел телепередачу о каких-то строителях, которые ремонтируют там саманные дома.
«Понтиак» проехал еще один перекресток.
– И поэтому ты решил поехать туда? – прервал его Бен.
Декер повернул голову к своему соседу по сиденью.
– Да.
– Так просто и быстро?
– Именно так. Если честно, то я намереваюсь поселиться там.
– Даже так? Ты знаешь, что нашего общего знакомого больше всего тревожат эти внезапные перемены. Ну вот что ты думаешь: как он отреагирует, если мы скажем ему, что ты под влиянием мгновенного импульса решил уехать в Нью-Мексико, в Санта-Фе, потому что увидел по телевизору, как там чинят какой-то старый дом?
– Саманный дом.
– Да, конечно. Как, по-твоему, он после этого будет думать о том, насколько обдуманными были другие твои поспешные решения?
Мышцы Декера непроизвольно напряглись.
– Я уже сказал тебе, что моя отставка не была поспешным решением. Я уже давно подумывал о ней.
– Но ты никогда никому не говорил об этом.
– Я не думал, что это кого-то касается.
– Это касается множества разных людей. Так что же оказалось последней каплей? Что заставило тебя принять это решение? Инцидент в Риме?
Декер промолчал.
Ветровое стекло украсилось бисером дождевых капель.
– Ну, я ведь говорил, что будет дождь, – горделиво провозгласил Бен.
Дождь резко усилился; капли гулко стучали по крыше «Понтиака». Часть пешеходов поспешно раскрывала зонтики, часть торопливо пряталась в подъездах домов и магазинах. Сквозь затемненные окна заднего сиденья потемневшие улицы казались еще темнее.
– Рассказал бы нам, что случилось в Риме, – все тем же небрежным тоном бросил Бен.
– Я не намерен говорить о Риме ни с кем. – Декеру пришлось напрячься, его дыхание не сделалось учащенным. – Насколько я понимаю, в этом вопросе вся суть нашей беседы. Вы можете спокойно вернуться и уверить нашего общего знакомого, что я не настолько раздражен, чтобы поделиться моим негодованием с кем бы то ни было, – я только чертовски устал. Меня нисколько не привлекает всеобщее внимание и большой шум. Совсем напротив – я хочу только мира и тишины и ничего другого.
– В Санта-Фе, где ты никогда не был.
Декер снова промолчал.
– Знаешь, – сказал Хэл, – когда ты упомянул о Санта-Фе, мне первым делом пришло в голову, что в тех местах полным-полно сверхсекретных объектов – скажем, лаборатория по испытаниям оружия в Альбукерке, ядерная лаборатория в Лос-Аламосе. А второе, что мне пришло в голову, было имя Эдварда Ли Говарда.
Декер почувствовал себя так, будто в груди у него внезапно образовался тяжелый камень. Говард был оперативником ЦРУ, продававшим Советам важнейшую информацию об операциях Управления в Москве. После того как он не смог пройти проверку на детекторе, в Управлении возникли подозрения, и его уволили. Пока ФБР проверяло его, он переехал в Нью-Мексико, где сумел обмануть бдительность наблюдавших за ним команд и убежать в Советский Союз. И жил он как раз в Санта-Фе.
– Вы видите здесь параллель? – Декер резко выпрямился. – Вы предполагаете, что я сделаю нечто такое, чтобы будет направлено против моей страны? – На сей раз Декер нисколько не старался следить за своим дыханием. – Может быть, вам стоит посоветовать нашему общему знакомому перечитать мое досье и попытаться найти там хоть что-нибудь, свидетельствующее о том, что я могу внезапно забыть о чести.