— Никаких?
— Абсолютно никаких.
— Тогда почему же, — хладнокровно спросил Вимси, в самой сдержанности которого вдруг ощутилась угроза, — почему вы этим вечером без всяких трагических последствий приняли дозу мышьяка, которой было бы достаточно для того, чтобы убить двух или трех обычных людей? Этот мерзкий лукум, который вы с таким удовольствием поглощали — я бы даже сказал, со страстью, не подобающей вашим летам и положению — обсыпаны белым мышьяком. Вы съели его, да простит меня Бог, полтора часа тому назад. Если мышьяк представляет для вас опасность, то вы уже час должны были корчиться в судорогах.
— Вы настоящий дьявол!
— Вы не могли бы изобразить хоть какие-то симптомы? — саркастически поинтересовался Вимси. — Может, принести вам тазик? Или вызвать врача? У вас жжет в горле? Ваш кишечник терзают мучительные спазмы? Сейчас, правда, уже поздновато, но при желании вы могли бы хотя бы сейчас устроить какую-то скромную демонстрацию.
— Вы лжете! Вы бы не посмели пойти на такое! Это было бы убийством.
— В данном случае, полагаю, нет. Но я готов подождать и посмотреть.
Эркерт потрясенно смотрел на него. Вимси стремительно встал с кресла и встал над ним.
— На вашем месте я не стал бы прибегать к насилию. Отравителю не следует изменять своему пузырьку. К тому же — я вооружен. Прошу прощения за мелодраму. Так вас тошнит или нет?
— Вы с ума сошли.
— Не надо, не надо. Ну же, соберитесь с силами! Хотя бы попытайтесь. Показать вам, где ванная?
— Мне нехорошо.
— Конечно. Но звучит не очень убедительно. Третья дверь налево по коридору.
Нотариус вышел, шатаясь. Вимси вернулся в библиотеку и позвонил.
— Полагаю, Бантер, мистеру Паркеру может понадобиться твоя помощь в ванной комнате.
— Хорошо, милорд.
Бантер удалился, и Вимси стал ждать. Вскоре в глубине коридора послышались звуки какой-то возни. Затем в дверях появились трое: Эркерта, чрезвычайно бледного, растрепанного и в сбившейся одежде, вели Паркер и Бантер, крепко державшие его за руки.
— Его вырвало? — с интересом спросил Вимси.
— Нет, — мрачно ответил Паркер, защелкивая на Эркерте наручники. — Пять минут он сыпал цветистыми проклятиями в твой адрес, а потом попытался вылезти в окно, увидел, что придется прыгать с третьего этажа, бросился через гардеробную и наткнулся прямо на меня. Не вырывайся, парень, тебе же больно будет.
— И он по-прежнему не знает, отравился он или нет?
— По-видимому, он считает, что нет. По крайней мере, он даже не пытался прочистить желудок. Думал только о том, как бы сбежать.
— Это глупо, — заметил Вимси. — Если бы мне хотелось убедить кого-то, что я отравлен, я бы сыграл эту сцену получше.
— Замолчите, ради Бога! — крикнул арестованный. — Вы обманом заманили меня в ловушку. Вам этого мало? Хотя бы заткнитесь!
— А, — сказал Паркер, — так мы тебя заманили в ловушку? Ну, я предупредил тебя, что с этой минуты все, что ты говоришь, может быть использовано против тебя в суде. Так что пеняй на себя. Кстати, Питер, я надеюсь, что ты на самом деле не давал ему яду, а? Он, похоже, в полном порядке, но это повлияло бы на отчет медиков.
— По правде говоря, нет, — признался Вимси. Мне просто хотелось проверить, как он поведет себя после такого сообщения. Ну, привет! Теперь я могу все предоставить тебе.
— Мы о нем позаботимся, — пообещал Паркер. — Пусть Бантер вызовет такси.
Когда арестованного увели, Вимси с рюмкой в руке повернулся к Бантеру.
— Поэт сказал: «И Митридат дожил до старости». Но я в этом сомневаюсь, Бантер. В данном случае я очень в этом сомневаюсь.
