– Бедненький! Ужасная судьба… – Ева притворно вздохнула. – Кстати, ты почти ничего не рассказываешь о своих родителях. Кажется, они оба умерли, пока ты учился, верно?
– Да. Они погибли, когда их яхта столкнулась во время шторма с сухогрузом.
– Почему ты ничего о них не рассказывал?
– Да рассказывать в общем-то нечего…
Ева повернулась к нему.
– Черт побери, Джо, я тысячу раз пыталась заставить тебя рассказать мне что-нибудь о твоих родителях, о том, как ты рос, но ты всякий раз уклонялся от ответа. Почему?!
– Это неважно.
– Это так же важно, как и мое прошлое, мое детство.
Джо не сдержал улыбки.
– Но не для меня.
– Так нечестно, Джо! – воскликнула Ева. – Какие же мы друзья, если ты знаешь обо мне все, а я о тебе не знаю ничего.
– Я не верю, что можно жить, оглядываясь на прошлое и черпая в нем силы. Прошлое есть прошлое.
Он снова уклонялся от ответа, и Ева досадливо поморщилась.
Джо пожал плечами.
– Ты спрашивала о моих родителях? Я их почти не знаю. Они перестали обращать на меня внимание примерно тогда, когда я из очаровательного карапуза стал превращаться в непоседливого мальчишку с тысячью «почему?» и «отчего?». Что ж, я не могу их за это винить… – Он полез в буфет, чтобы достать чашки. – Я никогда не был простым ребенком. Должно быть, моя бешеная активность и непомерная требовательность мешали им жить спокойно.
– Не могу представить, чтобы ты чего-то требовал! – удивилась Ева. – Ты всегда казался мне очень… самостоятельным. И самодостаточным.
– Что ж, очевидно, со временем я изменился. Как бы там ни было, тебе придется поверить мне на слово. – Он принялся разливать кофе. – Между прочим, я до сих пор достаточно эгоистичен, просто я научился ловко это скрывать. Садись, тосты, кажется, уже остыли.
– Но ты никогда не требовал ничего от меня.
– Ты просто не заметила. Мне нужна твоя дружба. Мне нужно твое общество. Но больше всего мне нужно, чтобы ты осталась в живых.
– Это самые неэгоистические требования, какие я когда-либо слышала.
– Ты заблуждаешься. Большего эгоиста, чем я, ты вряд ли встречала.
Ева улыбнулась.
– По-моему, ты все врешь.
– Я рад, что мне удалось обвести тебя вокруг пальца. Но когда-нибудь ты поймешь, как ловко я тебя обманывал все эти годы. Вы, трущобные киски, никогда не должны доверяться богатеньким мальчикам.
– Вот ты опять переводишь разговор на меня. Почему ты не хочешь поговорить со мной откровенно?
– Потому что мне скучно говорить о себе. Аж скулы сводит. – Джо нарочито зевнул. – Я вообще довольно скучный человек.
– Ну это ты точно врешь.
– Нет, я, конечно, не могу отрицать, что я в высшей степени умен и сообразителен, но в моем прошлом нет ничего… экстраординарного. Такого, что могло бы показаться тебе интересным. – Он сел за стол напротив нее и поднес к губам чашку.
– Ну так что там насчет Барбары Эйсли? Что ты все-таки о ней помнишь?
Ну вот, разочарованно подумала Ева. Опять он рассказал ей не больше, чем хотел сам.
– Я же сказала: я не уверена, что это именно она. В нашей семье перебывала целая уйма социальных работников, разве всех упомнишь? Во-первых, мы с матерью постоянно кочевали с места на место, а во-вторых, служащие департамента часто менялись. Их можно понять – работа, которой они занимались, была непростой и неблагодарной. К тому же Тексвуд никогда не был безопасным районом.
– Ну а если подумать? – Джо хитро прищурился.
– Да пошел ты! – Ева рассмеялась, хотя ей было совсем не весело. Детские воспоминания волной нахлынули на нее, и она как наяву ощутила запахи, которые преследовали ее все годы, что она жила с матерью. Запахи грязи, мышей, секса, наркотиков и страха – постоянного страха и неуверенности. Господи, как же она выдержала все это? Может быть, она все-таки была сильной?
– Я думаю, Барбара Эйсли была одной из социальных работниц, – сказала она, стряхивая наваждение. – Я действительно помню одну милую женщину, которая ходила к нам дольше других. Ей было, наверное, под сорок, но мне она казалась почти старухой. Мне-то тогда было всего лет девять или десять.
– Она… жалела тебя?
– Наверное. Я старалась этого не замечать. Тогда я уже озлобилась и старалась никого к себе не подпускать. Одна против всего света…
