Спускаясь по лестнице, он репетировал короткую речь. Мэйсон поджидал его внизу.
— Вы сказали — мистер Кондукис? — осведомился Перигрин.
— Да, сэр. Мистер Вэссил Кондукис. Сюда, сэр, будьте любезны.
Мистер Кондукис стоял в библиотеке перед камином, и Перигрин спросил себя, как это его угораздило не узнать столь знаменитую личность, фотографии которой буквально не сходили со страниц газет. Говорили, что лицо на этих фотографиях совершенно не соответствует характеру его обладателя. Оно было смуглым, почти оливковым, а глаза — неожиданно светлые, почти бесцветные, невыразительные. Как решил впоследствии Перигрин, именно они являются виновниками всех досужих домыслов. Рот тоже оставлял двойственное впечатление: с одной стороны, его линию можно было назвать жёсткой, с другой — неуверенной, уязвимой. Подбородок тяжёлый. Волосы тёмные, вьющиеся, с сединой на висках. В общем и целом мистер Кондукис выглядел как человек, стоящий невесть сколько миллионов.
— Заходите, — произнёс он. — Пожалуйста. Говорил мистер Кондукис тенором. Небольшой акцент, выдающий иностранное происхождение? Скорее лёгкое пришепётывание.
Когда Перигрин приблизился, мистер Кондукис перевёл взгляд на руки своего гостя.
— Вы в порядке? Оправились?
— Да. Не знаю, как благодарить вас, сэр. Что же касается всех этих вещей, я, право…
— Они вам впору?
— Да, совершенно.
— Больше ничего и не требуется.
— Кроме признания того, что они все-таки принадлежат вам, — сказал Перигрин, выдавив из себя лёгкую усмешку, чтобы фраза не прозвучала чересчур напыщенно.
— Я уже говорил, что чувствую себя ответственным за случившееся. Вы могли… — тут голос изменил мистеру Кондукису, но губы беззвучно закончили фразу:
— захлебнуться.
— Клянусь честью, сэр, это так! — начал Перигрин заготовленную речь. — Вы спасли мне жизнь. Без вас я так бы и висел на кончиках пальцев, пока совсем не обессилели, а потом… потом, как вы изволили выразиться, захлебнулся бы самым гнусным образом.
— Я бы винил в этом себя, — почти беззвучно произнёс мистер Кондукис.
— Боже, но почему?! Какая связь между вами и дырой на сцене «Дельфина»?
— Это здание — моя собственность.
— О! — воскликнул Перигрин прежде, чем успел сдержать себя. — Прекрасно!
— Почему?
— Я имел в виду, как прекрасно владеть этим восхитительным маленьким театром.
Мистер Кондукис посмотрел на него без всякого выражения.
— Вот как? Прекрасно? Восхитительный? Вы, наверное, знаток театральных зданий?
— Не совсем. То есть я не специалист. Господи, конечно, нет! Но я живу театром и прихожу в восторг от старых построек.
— Понятно. Полагаю, вы не откажетесь выпить со мной? — предложил мистер Кондукис в своей безликой сухой манере, направляясь к подносу с напитками.
— Ваш слуга уже потчевал меня очень крепким, великолепно подкрепляющим горячим ромом.
— Мне кажется, вы согласитесь ещё на одну порцию. Все необходимые компоненты тут есть.
— Только, пожалуйста, немного, — сказал Перигрин.
Кровь в жилах радостно пульсировала, и хотя в ушах стоял тихий звон, чувствовал он себя просто великолепно. Мистер Кондукис поколдовал у подноса и вернулся с ароматным дымящимся бокалом для Перигрина и чем-то налитым из кувшина для себя. Это «что-то» походило на простую воду.
— Присядьте, — предложил он.
Когда они сели, мистер Кондукис кинул на Перигрина быстрый, ничего не выражающий взгляд и сказал:
— Вы, вероятно, задаёте себе вопрос, почему я оказался в театре? Мне подали идею снести его, чтобы освободить место под застройку. Уже некоторое время обдумываю это предложение и решил освежить свои воспоминания. В агентстве по недвижимости моему человеку сообщили, что вы там.
С этими словами мистер Кондукис запустил два пальца в нагрудный карман, и Перигрин увидел свою карточку. Она показалась ему чудовищно неопрятной.
— Вы… вы собираетесь снести театр? — спросил он нарочито бесстрастным голосом, что прозвучало ужасно фальшиво, и сделал глоток рома. Напиток оказался очень крепким.
— Вам не нравится эта идея, — заметил мистер Кондукис скорее в форме утверждения, чем вопроса. — Есть ли тому иная причина, кроме общего интереса к подобным зданиям?
