— Я сказал тебе достаточно, — отрезал лорд Форез. — Хочешь — берись за работу, хочешь — откажись. Дело твое. Я всегда могу найти другого бывалого человека, который явится к господину Эмбриако за наградой в несколько десятков золотых.
Последний аргумент сразил наемника.
— Так бы сразу и сказал, — пробурчал он, опуская голову и сразу делаясь чрезвычайно приятным в общении.
Конан навестил своего друга Тьянь-По в резиденции, которую бритунский король отвел почетному гостю из Кхитая.
Резиденция представляла собой крохотный садовый домик, размещенный в самом отдаленном из королевских садов.
Киммерийца долго не хотели туда пускать, рассказывали ему о неприкосновенности королевских садов и прочую чушь, пока наконец не появился привлеченный шумом и громкими криками Тьянь-По и с улыбкой не попросил стражников впустить этого гостя.
— Ибо он явился ко мне, дабы не прерывать своего обучения, — объявил маленький каллиграф ошеломленным стражникам.
Те проводили взглядами странную парочку: огромного киммерийца и миниатюрного кхитайца. Друзья неторопливо удалились в беседку, где Тьянь-По проводил большую часть своего времени, рисуя тушью схемы расположения различных фонтанчиков, искрометов, плавающих ваз с цветами и прочих элементов предстоящего праздника.
— У господина Эмбриако, по слухам, есть несколько настоящих золотых масок, — сказал Тьянь-По. — Завтра я хотел бы посмотреть их все. Золотые маски могут придать церемонии наиболее эффектный вид.
— А для чего они нужны? — полюбопытствовал Конан.
— Их надевают танцовщицы, когда исполняют Танец Золотых Масок, — объяснил Тьянь-По и удивился: — А для чего еще?
Конан пожал плечами.
— Никогда не знаешь, что скрывается за маской. Не слишком-то мне нравится вся эта затея.
Тьянь-По внимательно посмотрел на своего друга.
— О, ты становишься философом, Конан. Действительно, та пустота, что скрывается за маской, всегда таит в себе неизведанное. Но ты ведь пришел говорить со мной не о церемониях, не так ли?
— Да. — Варвар кивнул и огляделся. — Разве ты не предложишь мне рисовой водки или этого твоего чая? Я надеялся, что ты пожелаешь угостить меня и побеседовать о чем-нибудь, вроде бабочек над лотосами.
Тьянь-По шевельнул бровями.
— В такое время суток я не пью водку и тебе тоже не советую. Что до чая, то в Пайрогии он просто ужасен. Пока он добирается из Кхитая до Бритунии, он успевает покрыться плесенью и потерять все свои чудесные ароматы. Так что я довольствуюсь водой.
— Лучше пей здешнее пиво, — посоветовал Конан. — Таков главный закон любого путешественника. Всегда пей то же самое, что и местные жители.
С этими словами киммериец извлек из-под куртки гигантский кувшин с пивом. Как там умещался сей сосуд, осталось загадкой.
— Таково уж мое дао, — сообщил Конан пораженному кхитайцу. — Давай сюда чайные чашки.
Будем разговаривать.
Испив первую чашу, маленький кхитаец разрумянился и проговорил:
— Чувствую действие твоего напитка. Слушай же. Я поведаю тебе об апельсиновых деревьях…
Он устроился поудобнее, обложившись со всех сторон микроскопическими шелковыми подушечками, которых в беседке имелось превеликое множество, и заговорил нараспев:
— Жили на свете три брата-колдуна…
— В Кхитае? — уточнил Конан.
Тьянь-По глянул на своего собеседника неодобрительно:
— Разумеется, в Кхитае. Не перебивай. Лучше внимай моей истории и оцени, насколько она изящна. Итак, эти трое братьев занимались своими магическими делами…
— Поджарить бы всех троих! — опять не удержался Конан.
Тьянь-По даже подскочил на подушках:
— Будешь ты слушать или нет?
— Я буду внимать, учитель, — с притворным смирением произнес Конан.
— Старший из братьев занялся работорговлей. Он покупал у бедняков их дочерей и превращал их в девиц для сладких утех. У этого старшего был особенный дар: взглянув на трехлетнюю девочку, он сразу мог сказать, вырастет ли она красивой. И он никогда не ошибался. Скоро о его чудесном умении знали уже все работорговцы округи, и к нему приводили маленький живой товар — для оценки. Таким образом, он богател и богател.
Второй из братьев любил странствия. Его интересовали чужие страны. Он обошел весь Кхитай, побывал и в Вендии и даже добирался, по слухам, до Турана. Он был также очень любопытен, поэтому подслушивал чужие разговоры. А для того, чтобы его не обнаружили и говорили в ого присутствии вполне свободно, он превращался в паука. В маленького такого, с виду вполне безобидного паучка, на которого никто и внимания не обращал. Забивался в уголок — и слушал, слушал.
