Сандерса точно громом поразило. Теперь он понял, почему имя отца Марши показалось ему знакомым и почему девушка решила, что он должен знать ее отца. Хотя Сандерс подвизался, так сказать, в смежной отрасли, он слышал, что Блайстоун считается светилом в области операций на голове. Однако дерзкий вопрос Фергюсона: «Он-то чем знаменит?» – явно подразумевал нечто непристойное.
– Они все известные люди? – спросил Сандерс.
– Уж конечно! – ехидно прошипел Фергюсон. – Откуда мне знать? Я простая ломовая лошадка, тружусь на Бернарда Шумана. А вы, должно быть, друг Феликса Хея, иначе не заглянули бы сегодня к нему. Значит, вы осведомлены лучше, чем я. Вот миссис Синклер, ту красивую даму, считают знатоком живописи; она пишет об искусстве и заодно коллекционирует картины. Бернард Шуман получил награду от правительства… правда, не нашего, а египетского. Он единственный человек, способный воспроизвести процесс бальзамирования Девятнадцатой династии. Но крайней мере, так говорят.
От его неприкрытой злобы Маршу передернуло. На Сандерса же злопыхательство Фергюсона совершенно не подействовало. Он не отрываясь смотрел в сторону гостиной, где за столом восседали безмолвные и неподвижные гости.
– Ясно, – кивнул он. – Все они известные люди. Но что они здесь делали?
– Делали? – Фергюсон снова повысил голос. – Вам следовало бы самому это знать, молодой человек! У них была вечеринка. Они валяли дурака!
– Вы верите в это? Я – нет.
Фергюсон закричал еще пронзительнее:
– Хотелось бы знать, что вы имеете в виду, молодой человек! Феликс Хей всегда устраивал вечеринки в такое время, когда порядочные люди работают!
– Я скажу вам, что я имею в виду, – спокойно произнес Сандерс. – Не похоже, чтобы им было весело; вот в чем несуразность. Вы только взгляните, как они сидят вокруг стола, словно манекены в витрине, и перед каждым – стакан. Все это больше похоже на заседание членов правления.
Марша переменилась в лице.
– Вот именно! – негромко воскликнула она. – Когда я их увидела, что-то в них показалось мне странным, только я не могла понять, что именно. А вы сразу все раскусили! Отец в жизни не ходил по вечеринкам! Он практически не пьет; более того, пить он боится. Короче, дело темное.
После ее слов в холле как будто стало еще сумрачнее, и даже дождь сильнее застучал по крыше. Фергюсон торопливо захлопнул дверь в гостиную и повернулся к молодым людям, словно на что-то решившись.
– Что вам известно? – спросил он.
– Ничего, – честно ответил Сандерс. Будучи истинным ученым, он терпеть не мог блефовать. – Но ведь что-то есть, не правда ли?
– Я ничего вам не говорил, молодой человек!
– И напрасно, – вздохнул Сандерс. – Странный вы, однако, если не сказать большего. Не знаю что и думать о вас и о ваших выходках; но сдается мне, полиция вами заинтересуется.
Клерк неожиданно ухмыльнулся. Улыбка дико смотрелась на лице старого ханжи.
– На кой я сдался копам? – Фергюсон затряс головой. – В жизни они меня не трогали и сейчас не тронут. Я мелкая сошка, рабочая лошадка Бернарда Шумана. Все равно что какой-нибудь скарабей или мумия. – Вдруг он окинул Сандерса внимательным взглядом, как будто только что расслышал его слова. – Сдается мне, вы человек честный! Ну ладно! Вот вам бесплатный совет. Не впутывайте в дело полицию. Если вы хоть сколько-нибудь дорожите своим здоровьем, не делайте этого! Занимайтесь своими микробами или лекарствами и не лезьте в дела, о которых понятия не имеете.
– Почему?
Фергюсон снова разозлился.
– Хорошо, я вам скажу почему! Посмотрите на тех четверых! Все они очень богаты. И знамениты. Они спят в мягких постелях, и кошмары их не мучают. Они примерные граждане, образцовые прихожане. Их невозможно не любить! А знаете, кто они такие на самом деле? Хотите скажу? Все они преступники, а кое-кто из них убийца. Вы угадали, назвав их сборище заседанием членов правления. Вы и представить себе не можете, сколько лжи, коварства и обмана таится в их душах! Проблема в том, что вам неизвестно, в каком преступлении повинен каждый из них; вы не знаете, кто из них что натворил. Кто-то убийца, у других же руки относительно чисты. А когда вы разберетесь, что к чему, будет слишком поздно. Вот потому-то я и говорю вам: послушайте моего совета и держитесь от них подальше.
