— Она у меня в машине, я сейчас ее принесу. И все-таки я верил, что вы мне не откажете. Подождите минутку, я сейчас. — Он быстро прошлепал в коридор, щелкнул замком и был таков.
Вернулся он и вправду почти через минуту. В одной руке у него был небольшой, аккуратно упакованный сверток, в другой он держал письмо в самодельном конверте.
— Вот здесь адрес, — проговорил он. — Центр находится совсем недалеко от центра, простите за каламбур, поэтому добраться туда очень легко. Но мой вам совет: воспользуйтесь такси, и вы избавите себя от многих хлопот.
— Хорошо. — Я повертела в руках конверт. — Мне нужно будет что-то сказать этому Паку?
— Нет-нет, — Карчинский замахал руками. — Ничего говорить не нужно, я все объяснил ему в письме. Просто передайте посылку, и все. Я понимаю, — торопливо заговорил он, — что вам сейчас нужно привести себя в порядок и отдохнуть. Дорога всегда бывает такой утомительной. Поэтому я не стану вам мешать. Доброй ночи, прекрасная богиня. Надеюсь, Леда, что, когда вы вернетесь, мы продолжим наше приятное знакомство.
С этими словами он поцеловал мне руку и скрылся за дверью. Я осталась в собственной квартире с запакованной вазой мэбен, письмом к Александру Паку и деньгами на два билета. Один туда, другой обратно.
Оставив вещички Карчинского на трюмо, я отправилась в спальню. Хватит с меня на сегодня. Художник прав, выспаться мне совсем не помешает, тем более что с утра лететь. Так, не забыть позвонить на работу. А может, не стоит?.. Когда вернусь, придумаю что-нибудь.
— Кто это был? — спросил Герт совсем не сонным голосом.
— Карчинский, — ответила я, — приходил забрать свою картину.
— Гонишь, — сказал Герт и сел на постели. — Что ему было от тебя нужно?
— А почему ты спрашиваешь сейчас, а не вышел сам, когда мы с ним так мило разговаривали? — в свою очередь, спросила я.
— Лень было вставать, — признался Герт, почесывая живот. — Да ведь он и не стал бы при мне говорить.
— С чего ты взял? — Я присела на край кровати. — Он ведь, кажется, твой друг.
— Но этот друг не ко мне приехал со своим делом, а притащился к тебе посреди ночи, — резонно ответил мой дружок. — Так ведь, моя милая?
— Так-то оно так, — я начала злиться, — но почему ты не вышел? Гад ты последний, вот и все.
— Да не хотел я вам мешать. — Герт потянулся ко мне и, несмотря на мое сопротивление, все-таки привлек к себе. — Не кипятись, малышка, давай лучше поговорим. Чего он от тебя хотел?
— Он хотел, чтобы я улетела завтра в Москву и передала от него одному человеку посылку и письмо. И как мне теперь поступить? Лететь или не лететь?
— А ты что решила? — спросил Герт, поправляя мои волосы. — Сама как думаешь?
— Полечу, наверное, — неуверенно ответила я. — Не думаю, что это может быть опасно. Не бомбу же он посылает.
— Не бомбу, факт. — Герт взъерошил волосы. — Вряд ли это связано с чем-то криминальным. У него и здесь хватает заморочек. А когда вернешься? — перевел он разговор.
— Завтра же и вернусь. Вечером. Так что ты, мой милый, будешь весь день предоставлен сам себе. Только давай без глупостей.
— Есть, мой генерал, — Герт дурашливо приложил руку ко лбу. — К твоему возвращению я буду ожидать тебя дома с розами и шампанским.
— Лучше с горячим ужином. — Я шутливо хлопнула его по спине. — Давай-ка укладываться, милый, а то мне завтра вставать чуть свет.
Герт согласно покивал, но отпускать меня совсем не собирался. Спорить с ним было бесполезно, и я решила отоспаться в самолете.
* * *
Черт возьми! Черт бы побрал весь авиатранспорт вместе со всеми авиапассажирами! Черт бы побрал не в меру разговорчивых соседей, которым все равно на кого изливать свое красноречие! Черт бы побрал климактерический синдром, который делает некоторых особей женского пола просто невыносимыми!
Ну как, скажите на милость, можно думать о чем-то хорошем или красивом, если старая облезлая выдра громким визгливым голосом весь полет терзала мой слух о перенесенных всеми ее родственниками операциях. К концу полета я дошла до кондиции и уже просто была готова применить физическую силу к этой старой дуре, чтобы она с многочисленными увечьями снова попала на операционный стол. И чтобы достался ей хирург-маньяк и садист. Вот тогда бы моя душа хоть немного успокоилась.
