Я молчала, раздумывая над предложением.
— Вы сделаете это для меня, — Карчинский заглянул мне в глаза, — вы не оставите меня в беде, Леда?
— Хорошо, — я кивнула. — Конечно, я могу отправиться к банкиру. И даже сделаю это прямо сейчас.
— Чудесно! — Карчинский с чувством сжал мои руки. — Это было бы чудесно. Поезжайте, Леда. Надеюсь, что вы найдете нужные слова для этого субъекта. А я останусь здесь и с нетерпением буду ждать вашего звонка.
Карчинский засуетился. Он воспрял, как человек, который неожиданно нашел выход из тупиковой ситуации. Теперь он снова был полон энергии, снова готов был к действию. Не успела я опомниться, как он проводил меня до двери, помог спуститься по лестнице и довел до машины.
— Я буду с нетерпением ждать, Леда, — как испорченный механический болванчик, повторял он одну и ту же фразу.
Только выехав на дорогу, я смогла наконец-то привести свои мысли в порядок. Интересно, если Карчинский такой умный и такой проницательный, то почему он не послал к банкиру своих громил? Или не поехал сам. А если бы я не подвернулась ему, то как бы он тогда вышел из этого положения?
Ладно. Телохранителей своих, возможно, он не хотел посылать, потому что их могли встретить не менее крутые парни и здорово им навалять. А так приезжает женщина. Никаких подозрений это не вызовет. Карчинский не поехал сам, видимо, из-за того, что не хотел иметь дела с банкиром после памятной встречи на выставке. Кому же приятно встречаться с человеком, которого ты оскорбил. А Карчинский вел себя именно оскорбительно. А теперь он должен явиться в роли просителя. Да, весьма двусмысленная ситуация, с какой стороны на это ни смотреть. Тем более что он считает банкира напрямую причастным к пожару. Ох, как же мне хорошо жилось без всех этих дурацких разборок.
Я прекрасно знала адрес, по которому можно было найти Ивлева. Да и кто из жителей Петербурга не слышал о банке «Северная корона», который занимал высотное здание с — зеркальными окнами недалеко от Дворцовой площади. Пожалуй, что мало кто его и не видел. Поэтому я свернула недалеко от Семеновского проспекта и поспешила в центр.
Конечно, банкир был очень и очень занят, но я проявила просто чудеса настойчивости, дважды воспользовалась своим служебным удостоверением, трижды повыше подернула юбку, один раз позволила хлопнуть себя пониже спины, но все же добралась до святая святых «Северной короны», где находился Ивлев. Секретарша, способная выдержать конкуренцию с каменной бабой, каковых иногда еще находят на курганах в Задонье, встала стеной, непроходимым лесом и дремучим бором, чтобы не позволить мне посягнуть хотя бы на одну секунду драгоценного времени банкира.
Я решилась на крайние меры. Достав свой потрепанный блокнотик, я вырвала из него листок и написала всего три слова. После этого свернула записку и отдала ее этой фурии, попросив срочно передать банкиру.
Секретарша с сомнением посмотрела на меня, затем на листок, но я настойчиво кивала и даже пыталась слегка подтолкнуть ее к кабинету. Наконец она решилась и скрылась за дверью. Не прошло и полминуты, как она вылетела из кабинета с весьма растерянным выражением лица, если только каменные истуканы с полустертыми лицами могут теряться, и проговорила:
— Прошу. Господин Ивлев примет вас.
— Благодарю, — ответила я тоном светской львицы и неторопливо прошла в кабинет.
Если бы любопытство было способно разъедать предметы подобно серной кислоте, то я вся была бы в дырах, пока вошла в кабинет. Но господин Ивлев даже не удосужился встать из-за массивного стола.
— Что это значит? — спросил он, помахивая в воздухе моей запиской.
— Вы же умеете читать, — в тон ему ответила я.
— Конечно. — Банкир ехидно сощурился. — Здесь вы нацарапали: «Карчинский. Ваза мэбен». А теперь я хочу знать, в чем, собственно, дело?
— Могу объяснить в двух словах, — ответила я, устраиваясь на стуле напротив него.
В это время из смежной комнаты послышался какой-то звук, и дверь, слегка скрипнув, приоткрылась. Послышались шаги, но в кабинет никто не вошел. Банкир не обратил на это никакого внимания. Я тоже постаралась проигнорировать тот факт, что неизвестный собрался самым наглым образом слушать наш разговор, который, надо сказать, занял не больше пяти минут.
