Утренние вояжи весьма бодрят, особенно, если приходится держаться в плотном потоке машин, когда толпы спешащих на работу и учебу пешеходов так и норовят, невзирая на красный подмаргивающий глаз светофора, ринуться под колеса машины. Я руку себе отбила, нажимая на клаксон, вспомнила почти весь матерный лексикон Семена Гузько, сдобренный моими слабыми познаниями, помянула и всех святых, и черта со всеми его родственниками вплоть до десятого колена, но все-таки смогла, хотя и с большим трудом, выбраться на проспект Мира и вздохнуть с облегчением. Теперь до мастерской Карчинского осталось совсем немного.
Нужно только свернуть у шикарного, недавно отгроханного универмага «Пегас» с крылатой бронзовой лошадью в натуральную величину над центральным входом. На открытие «Пегаса» несколько месяцев назад съехался весь питерский бомонд.
Но роскошный универмаг меня не интересует, осталось свернуть только в этот проулочек, а там уже и мастерская Карчинского. Припарковавшись, я медленно пошла вдоль двухэтажек, отыскивая нужный номер. Это здесь. Но я в растерянности остановилась. Закопченная стена, треснувшие стекла на втором этаже. Все правильно, мне сюда, но здесь, похоже, ночью был пожар.
Я остановилась возле двух судачивших женщин. Одна оживленно доказывала что-то другой. Я прислушалась. Женщины покосились на меня, но разговор не прервали.
— Вот я и говорю, — доказывала невысокая, остроносенькая, в желтом шерстяном платке и телогрейке, — аккурат в четыре часа все заполыхало. Я еще не спала, потому что мой змей только в три заявился, алкаш проклятый. И пока я с ним проваландалась, да пока все убрала, что он нагадил, да пока простирнула кой-чего, час и пробежал. Только я спать собралась, к окну уже подошла занавески закрыть, смотрю, в соседнем доме горит вроде. Я подхватилась и к соседке. Пока разбудила их, пока объяснила, пока машина приехала, а тут уже полыхает. Насилу погасили.
— И многие пострадали? — спросила ее тучная собеседница в сиреневом длинном плаще.
— Да пострадавший-то всего один, — продолжала шустрая остроносая бабенка, — художник какой-то или скульптор. У него туточки мастерская, так вот там все и погорело.
— Надо же! И чего теперь будет-то? — Обе женщины посмотрели на пострадавший дом.
— А не знаю, чего будет. Милиция приезжала, всех спрашивали, не видел ли кто чего подозрительного? Не приходил ли кто незнакомый? — Она повернулась и подозрительно посмотрела на меня:
— А вы, женщина, кого ищете?
— А меня на место происшествия направили, — соврала я. — Я журналистка газеты «Вечерние новости». К нам поступил сигнал, и мы обязаны отреагировать на происшедшее.
— Писать, что ли, про нас станете? — остроносая подалась ко мне. — Знаем мы вас, писак.
— Наша газета всегда давала только правдивую информацию, — спокойно ответила я. — Это. милиция всегда правду от простого народа скрывает, а мы, наоборот, только факты представляем.
— Факты. — Женщина поправила платок. — У меня этих фактов целая куча. А записывать будете?
— А как же. — Привычным движением я извлекла потрепанный блокнотик и авторучку. — Прежде всего представьтесь. Назовите фамилию, имя, отчество, — изложила я строгим сухим тоном.
— Мое фамилие будет…
Через полчаса, выслушав рассказ дворничихи Семеновны, я наконец-то смогла приблизиться к мастерской Карчинского.
— Нужно поближе осмотреть место происшествия, — объяснила я бабам, — деваться некуда, задание есть задание.
— Оно, конечно, — согласились сердобольные женщины, — когда посылают, то хочешь не хочешь, а идти надо.
Ничего не ответив на столь двусмысленное заявление, я прямиком направилась к обгоревшему зданию. Запах гари еще весьма ощущался. Пожалуй, даже без света или с закрытыми глазами я правильно вышла бы к мастерской Карчинского.
А вот и он сам. Минувшая ночь не прошла для него даром. Под глазами набухшие мешки, резко прорезались носогубные складки. Весь какой-то помятый, небритый, он тем не менее о чем-то властно распоряжался по телефону. И куда только девалась бархатистость его голоса? Сплошной звенящий металл.
Я решила не вмешиваться и постоять в сторонке, чтобы не мешать хмурым помощникам разбирать и упаковывать картины и керамику. Но, глядя на закопченные стены, по которым хорошо погуляло пламя, на разор, что произошел в мастерской, подумала, что здесь, вероятно, мало что уцелело.
