Однако он оказался на месте и сразу распахнул передо мной дверь. Грубо схватив за руку, он втащил меня в мастерскую.
— Что вам надо? — заорал он. — Зачем вы все время сюда таскаетесь?
Я с удивлением смотрела на художника. Куда девались вся его неторопливость и вальяжность. Волосы растрепались, сам он утратил весь свой лоск, а голос перестал быть медленным и вкрадчивым. Теперь он не бросал на меня липкие похотливые взгляды, напротив, смотрел с ненавистью, словно я была виновата во всех его бедах.
— Почему вы так со мной разговариваете? — спросила я. — По-моему, я вам ничего плохого не сделала.
— Ах не сделала. — Он снова схватил меня и потащил в комнату. — Тогда зачем ты все время крутишься здесь, что вынюхиваешь, журналистка!.. — Он разразился ругательствами. — Я тебя к себе не приглашал, нечего сюда таскаться.
— Но ведь вы… — начала я, но он перебил меня:
— Пообещал тебе кой-чего, так? А ты, дура, и поверила. Кому ты нужна? Кто на тебя, старуху, позарится? Мало ли что я обещал. Я многим обещаю. И нечего сюда мотаться, высматривать да вынюхивать.
— Ничего я не высматриваю! — разозлилась я. — А вы мне, как помнится, ничего и не обещали, кроме интервью. Так что зря вы на меня так набросились. Не забывайте, что мы с Гертом скоро поженимся.
— Это ваши дела, — немного остыл он. — Тогда вообще непонятно, что тебе от меня надо… Ах, интервью… Это все отговорки, дорогуша, никакого интервью тебе в помине не надо. Это все из-за тебя началось, все мои несчастья, стоило тебе только появиться…
— Я-то тут при чем? — Я изо всех сил старалась держать себя в руках. — Просто пришла с приятелем на выставку. Это не мне в голову пришло просить у вас вазу. Ее захотела модель, если помните.
— Модель! Да, модель! — Карчинский взорвался:
— Все из-за этой… модели! Но ты тоже не лучше, — он сгреб меня за куртку. — Ты такая же тварь, как и она! Такая же грязная тварь. Ее давно надо было придушить, и тебя вместе с ней. Чтобы вы, проклятые шлюхи, не мнили о себе слишком много! — Он ударил меня кулаком по лицу:
— Получи вот. А если мало, так я еще добавлю.
Левая сторона лица онемела, мне было ужасно больно, а он пытался добраться до моей шеи. Я с силой отпихнула его, но он рванул меня за волосы. От боли я вскрикнула и ногой с силой ударила ему в пах. Он утробно рявкнул, выпустил мои волосы, схватился за больное место и, скрючившись, сполз на пол. Задыхаясь, он с ненавистью смотрел на меня.
— Рада, сука? — хрипло выдавил он. — Ничего, я до тебя еще доберусь, ты у меня плетки попробуешь. Кровью будешь блевать, о пощаде просить, а я только посмеюсь. Иди пока, радуйся. Недолго тебе осталось. — Он начал приподниматься.
Не дожидаясь, пока он встанет, я опрометью кинулась к двери. Хорошенькое дело. Вот он как со мной поступает. А я собиралась сказать ему про письмо. Тогда он точно убил бы меня на месте. Нет, с письмом нужно подождать, пусть успокоится. Или действительно отправить его по почте. Так гораздо безопаснее.
Заводя машину, я обернулась к мастерской и замерла. Темная фигура осторожно приблизилась к двери и скрылась внутри. Похоже, что у художника сегодня будет еще один гость.
Чертовски хотелось курить, просто невыносимо тянуло вдохнуть горьковатый никотиновый аромат, почувствовать языком и небом знакомый привкус. Не выдержав, я полезла в «бардачок» и глянула на себя в зеркальце. Чертов ублюдок! Он же мне поставил огромный фонарь! Фонарь! Как самой распоследней шлюхе! А я еще для него старалась! И что он мне только не наговорил! И как, спрашивается, я скажу про это Герту? Он ведь тоже долго церемониться не станет, а, чего доброго, навесит мне вторую блямбу. Ведь предупредил же, чтобы я к художнику не лезла! Но я, как всегда, не послушалась… И, как всегда, вляпалась… по самые уши. Что, ну что мне теперь делать?
Эти мысли занимали меня всю дорогу до дома. Я уже приготовила душещипательную историю о нападении хулиганов и собралась ее изложить своему дружку. Только бы поверил! Иначе у Карчинского сегодня вечером будет еще один гость, помимо того, которого я уже видела. Интересно, кто это мог быть и почему он так осторожно пробирался в мастерскую?
