У Пэрис закружилась голова. Чувственные ощущения переполняли ее. Холод металлической пряжки его ремня на ее животе. Ткань его брюк, прижатая к ее обнаженным бедрам. Тонкий хлопок его рубашки, касающийся ее груди. Жар его тела, обжигающий ей кожу.
Потом его губы снова коснулись ее рта. Пока они целовались, его пальцы нашли ее напряженный сосок. Дин нагнул голову и взял сосок в рот, Пэрис застонала, прижимая его голову к себе.
Он опустил ее на пол в гостиной, она расстегнула его рубашку, стянула с плеч, но он уже снова целовал ее. Она почувствовала, как он возится с брюками.
Его член коснулся ее, словно нащупывая дорогу, и почти мгновенно оказался внутри, заполняя ее. Она приняла тяжесть его тела с радостью, крепче сжимая его ногами. Эта тяжесть оказалась удивительно желанной. Из ее груди вырывались странные звуки, она смеялась и плакала.
Дин поцелуями осушил слезы на ее щеках, обхватил ее голову руками и прижался лбом к ее лбу, чуть раскачиваясь из стороны в сторону, они делили дыхание и наивысшую близость.
– Да поможет мне бог, Пэрис, – прошептал Дин, – я просто должен был взять тебя.
Она сжала его ягодицы ладонями, заставляя войти в нее еще глубже. Он коротко вздохнул и начал двигаться. С каждым его движением нарастало ощущение блаженства. Все было исполнено смысла. Обхватив одной рукой ее подбородок, Дин повернул ее лицо, чтобы поцеловать.
Он все еще целовал ее, когда Пэрис достигла пика наслаждения, и ее тихий вскрик утонул в его поцелуе. Через секунду Дин присоединился к ней. Они продолжали цепляться друг за друга.
Очень медленно и неохотно они разомкнули объятия. Экстаз стал спадать, и они поняли, что сделали. Пэрис пыталась отмахнуться от этого, посмеяться над несправедливостью судьбы, но раскаяние было неизбежным.
– О господи, – простонала она и повернулась на бок, пряча от Дина лицо.
– Я знаю. – Дин положил руку ей на талию и прижал к себе. Он нежно целовал ее шею, убирая влажные пряди волос со щеки. Но его рука застыла, когда зазвонил телефон.
Еще раньше Пэрис включила автоответчик, чтобы отвечать только на те звонки, на которые хотела. И вот голос Джека раздался из динамика, словно в комнату вошел третий человек.
– Привет, детка. Я звоню просто проверить, как ты. Если ты спишь, перезванивать мне не нужно. Но если захочешь поговорить, ты же знаешь, что я всегда готов тебя выслушать. Я волнуюсь о тебе. И о Дине тоже. Звоню ему весь вечер, но он к телефону не подходит. Он ведь будет теперь думать, что во всем виноват он один. Я уверен, что друг ему сегодня вечером не помешал бы, поэтому буду до него дозваниваться. Все, люблю тебя, целую. Отдыхай. Пока.
Оба застыли. Наконец Пэрис высвободилась из объятий Дина и придвинулась к кофейному столику. Она уперлась головой в твердое дерево и надавила, чтобы ей стало больно.
– Пэрис…
– Просто уходи, Дин.
– Я чувствую себя так же плохо, как и ты.
Она посмотрела на него через плечо. Оно было голым. Пэрис притащила халат за собой из прихожей, словно шлейф подвенечного платья, и теперь суетливо потянула его за рукав, чтобы прикрыть обнаженное тело.
– Ты не можешь чувствовать себя так же отвратительно, как я. Пожалуйста, уйди.
– Мне неудобно перед Джеком. Но будь я проклят, если я пожалею о том, что люблю тебя. Это должно было случиться, Пэрис. Я понял это в ту минуту, когда впервые увидел тебя. И ты тоже это знала.
– Я не знала.
– Ты лжешь, – спокойно сказал Дин. Она хмыкнула:
– Это пустяки в сравнении с тем, что я переспала с шафером моего жениха.
– Ты же знаешь, что это не просто секс. Иначе сейчас нам было бы намного легче.
Дин говорил правду. Разум Пэрис боролся со стыдом, но сердце разрывалось при мысли о том, что это больше никогда не повторится. Вероятно, она могла бы простить себе оплошность, списав все на буйство гормонов, посчитав временным помешательством. Но ей было ясно, что происшедшее между ними слишком много значило для нее, чтобы просто забыть и простить себя.
– Уходи, Дин, – прорыдала она. – Прошу тебя, уйди. Пэрис снова положила голову на столик и закрыла глаза.
Слезы жгли ей щеки, пока она слышала шорох его одежды, звяканье пряжки на ремне, звук закрывающейся «молнии» и приглушенные шаги по ковру, когда Дин уходил. Она молчала и мучилась из-за этого, пока за ним не закрылась дверь.
