В этот момент по радио передали, что в Тель-Авиве брошена бомба в советское посольство — в знак протеста против антисемитской кампании в Советском Союзе.
«И тут я увидел, — пишет Сахаров, — что красивое лицо Павлова вдруг осветилось каким-то торжеством.
— Вот какие они — евреи! — воскликнул он. — И здесь, и там нам вредят. Но теперь мы им покажем».
Академик Игорь Евгеньевич Тамм представил Павлову список талантливой молодежи для работы над атомным проектом. Генерал Павлов недовольно сказал ему:
— Что же тут у вас одни евреи! Вы нам русачков, русачков давайте!
Историки пытаются понять, зачем все это понадобилось Сталину. Что это было — крайнее выражение давней ненависти к евреям? Паранойей? Результатом мозговых нарушений?
Все это сыграло свою роковую роль. Но главное было в другом. Он готовился к новой войне.
Понятие «холодная война» с течением времени утратило свой пугающий смысл. Но ведь это было время, когда обе стороны психологически уже вступили в войну «горячую». И Сталину нужно было настроить людей на подготовку к войне, обозначить внешнего врага и связать его с врагом внутренним.
Подлинная причина преследования советских евреев, столь неожиданного для страны, разгромившей нацистскую Германию, убийства художественного руководителя Государственного еврейского театра Соломона Михоэлса, суда над членами Еврейского антифашистского комитета, ареста «врачей-убийц» состоит в том, что Сталин решил объявить евреев американскими шпионами.
Нацистский министр пропаганды Йозеф Геббельс записал в дневнике еще в марте 1940 года:
«Не ликвидирует ли Сталин постепенно и евреев? Вероятно, он только для того, чтобы ввести в заблуждение весь мир, называет их троцкистами. Кто знает?..»
В последние сталинские годы на совещаниях армейских политработников прямо объяснялось, что следующая война будет с Соединенными Штатами. А в Америке тон задают евреи, значит, советские евреи — это пятая колонна, будущие предатели. Они уже и сейчас шпионят на американцев или занимаются подрывной работой. Подготовку в большой войне следует начать с уничтожения внутреннего врага. Это сплотит народ…
Илья Эренбург, подводя итоги своей жизни, писал:
«Я впоследствии ломал себе голову, пытаясь понять, почему Сталин обрушился на евреев. Яков Захарович Суриц мне как-то рассказывал, что еще в 1935 году, когда он был нашим послом в Германии, он докладывал Сталину о политике нацистов и среди прочего рассказывал о разгуле антисемитизма.
Сталин вдруг его спросил:
— Скажите, а немецкие евреи действительно настроены антинационально?..
Мне кажется, что Сталин верил в круговую поруку людей одного происхождения; он ведь, расправляясь с «врагами народа», не щадил их родных. Да что говорить о семьях, когда по его приказу выселяли из родных мест целые народы, то брали решительно всех, включая партийных руководителей, членов правительства, Героев Советского Союза. Антисемитизм имеет свои традиции, но я никогда не слышал об антиингушизме или о колмыкофобстве.
Говорят, что Сталин всегда руководствовался преданностью идее; что же, в таком случае следует предположить, что он обрушился на евреев, считая их опасными — все евреи связаны одним происхождением, а несколько миллионов из них живут в Америке. Это, разумеется, догадки, и ничего я не могу придумать — не знаю и не понимаю».
При этом на публике Сталин тщательно выбирал слова и не позволял себе антиеврейских замечаний — он не хотел выглядеть антисемитом.
Константин Симонов вспоминал, как весной 1952 года во время обсуждения литературных произведений, выдвинутых на Сталинскую премию, Сталин произнес целый монолог, как бы искренне возмущенный тем, что помимо литературного псевдонима стали указывать настоящую фамилию автора:
— Зачем это делается? Если человек избрал себе литературный псевдоним — это его право. Но, видимо, кому-то приятно подчеркнуть, что у этого человека двойная фамилия, подчеркнуть, что это еврей. Зачем насаждать антисемитизм? Кому это надо?
Сталин говорил это, зная, что его слова в тот же день разнесутся по всей Москве.
И только в очень узком кругу, среди своих, он высказывался откровенно. Найден подробный рабочий дневник Вячеслава Александровича Малышева, одного из верных сталинцев. После он был заместителем председателя Совета министров.
