— Посмотри, Джонни, ни один нормальный человек не приехал на гондоле… Кому вообще придет в голову в феврале разъезжать на плоскодонке по сырым каналам? Look, Джонни, все нормальные люди выходят из теплых внутренностей вапорино с чемоданами. Розовые, согревшиеся хорошим дэженэр, нормальные люди. Почему у нас с тобой нет money, Джонни? OK, мне только двадцать два года, но почему у тебя нет money, Джонни? Тебе тридцать семь лет, amico, если я не ошибаюсь? Американец должен иметь money…
— Только в представлении населения слаборазвитых стран, Витторио… — буркнул Галант. — Я — пролетарий умственного труда. Только в слаборазвитых странах образование автоматически влечет за собой мани и привилегированное положение в обществе. В Штатах профессора водят такси. В Колумбии они служат профессорами или советниками диктаторов.
— Ты что-нибудь имеешь против наших диктаторов, Джонни?
Сами того не замечая, они совершали множество движений, стучали о мостки ногами, вдруг приседали и выпрямлялись. Гондольер оглядел их с явным осуждением и, не покидая сторожевого поста, завязал беседу с водителем только что пришвартовавшегося по другую сторону мостков катера.
— Ничего не имею против диктаторов. Более того, я не верю в миф об усатом латиноамериканском диктаторе — глупом злодее в мундире и сапогах. Я сомневаюсь даже, существуют ли такие в природе в чистом виде. Думаю, что не все так просто в Латинской Америке и что аррогантные Соединенные Штаты и Европа, нарциссически влюбленные в себя, видят остальной мир упрощенно. И всегда негативно.
— Ах, ах, ах… — Виктор зааплодировал. — Прогрессивный янки Джонни. Браво! Спасибо за внимание к проблемам Латинской Америки… Однако усатый латиноамериканский диктатор — реальность, Джонни. Но и так называемые угнетенные латиноамериканские массы не безобидны. Мои компатриоты размножаются, как кролики, и, усвоив с помощью ваших интеллектуалов идеи об обязанности общества по отношению к ним, вовсе игнорируют мизерность своего вклада в производство благ. К тому же народные массы отвратительны эстетически: маленькие, морщинистые, кривые, некрасивые. Я предпочитаю диктаторов в военных рейтузах и с эполетами.
Салатовый плащ сбежал по ступеням стасьене, и вскоре порозовевшая физиономия мисс Ивенс, окруженная ореолом хмуро-зеленых волос, выпрыгнула на них из толпы.
— OK, шеф, держи свои сорок миль. Все же это грабеж, amico!
— Ragazzi, ragazzino, signora… — опять завел свою песню гондольер, судя по лицу, довольный сделанным бизнесом. Бросив в гондолу багор, многодетный отец посторонился, освобождая заложникам дорогу.
Они с удовольствием вышли на твердую землю, не простившись с гондольером.
— Я думаю, мы должны купить билеты на завтра, boys? Разве что кому-нибудь из вас так нравится Венеция, что он хотел бы задержаться здесь? Если ты желаешь, Джон, я могу оставить тебе немного денег еще на несколько дней?
— Спасибо, Фиона, но я предпочитаю уехать с вами…
По правде сказать, ему совсем не хотелось оставаться в Венеции. Ни вместе с ними, ни тем более одному. Венеция его удручала. Сырые каналы. Холод. Питание один раз в день, очевидно, вполне удовлетворяло организм мисс Ивенс, но Галанту все время хотелось есть. Быстрее, быстрее на рю Алезиа, в Париж. Войти в квартиру, броситься на постель, укрыться всеми одеялами, какие есть, согреться и спать. Проспав 14 часов, позвонить Ронни Кобальту и напроситься на обед: сидеть с Ронни и Джессикой, пить вино, есть салат с орехами, стэйк, фромаж… Говорить о том, что видел в Венеции. Сказать, что она похожа на огромный писсуар на открытом воздухе. Ронни должно понравиться сравнение.
Внутри Санта-Люсия стэйшан было чуть теплее. Может быть, потому лишь, что построена она была в 1953 году и средневековые склизкие гнусности отсутствовали в ней. Яркие автоматы для кофе и кока-колы, световые расписания поездов…
— Merde! — воскликнул Виктор, уставший, замерзший и злой. — Куда едут все эти люди? Зачем народ вообще так много перемещается в наше время? Бесцельно мечется по поверхности планеты. Почему они не сидят по домам?
