Он вышел из комнаты, чтобы дать Василию какие-то невнятные указания, а когда вернулся, Трой сидела с непокрытой головой возле камина, и эта картина была до странности знакомой.
— Вы все еще здесь, — сказал Аллейн с облегчением.
— Очень милая комната.
Он поставил на пол рядом с ней шкатулку с сигаретами и достал свою трубку. Трой повернулась и увидела на дальней стене комнаты свою собственную картину.
— О да, — сказал Аллейн. — Она здесь.
— Как она к вам попала?
— Я попросил одного человека купить ее для меня.
— Но почему?
— Не знаю, почему я пустился на такие хитрости, может быть, потому, что мне безумно хотелось иметь эту картину не только из эстетических побуждений, и я боялся, что вы сразу догадаетесь об этом, если я сам куплю ее.
— Я полагаю, что действительно почувствовала бы себя неловко.
— Да. — Аллейн немного помолчал, а потом сказал: — Вы помните, как я увидел вас в тот день, когда вы рисовали и чертыхались про себя? Как раз в этот момент из Сувы выходил корабль. И эти мрачные холмы и нахмурившееся небо у вас за спиной…
— Мы тогда поссорились, не так ли?
— Да.
Лицо Трой порозовело.
— В самом деле, почти не было случая, чтобы мы встретились и не поссорились, — сказал Аллейн. — Как вы думаете, почему?
— У меня всегда срабатывал инстинкт самосохранения.
— Да? Я очень долго думал, что просто не нравлюсь вам.
— Это не так. Просто вам удавалось задеть меня за живое.
— Если бы не то проклятое дело, все могло бы быть по-другому, — сказал Аллейн. — Какая жалость, что в жизни мы не можем вести себя, как персонажи бульварных романов. Ведь условия были просто идеальными, согласитесь. Убийство в вашем доме. Основания подозревать вас достаточно серьезные, чтобы придать драматическую окраску происходящему, но не настолько серьезные, чтобы безусловно считать вас причастной к убийству. Я, мрачный сыщик, находящий время, однако, чтобы примерить на себя роль героя-любовника. По законам жанра вы должны были против своей воли влюбиться в меня. А вместо этого вы испытываете этакую брезгливую неприязнь. Если бы вы попытались написать абстрактный портрет моей скромной особы, я бы на нем весь состоял из протоколов полицейских допросов, при этом глазом я приклеился бы к замочной скважине, а в руках держал бы охапку чужих писем. На заднем плане высилось бы здание морга, а по периметру вся эта милая картинка была бы украшена гирляндами из наручников и веревок палача. Я не прав?
— Глупости, — сказала Трой.
— Может быть. Да. Это всего лишь мужское тщеславие, которое пытается придумать самые необычайные объяснения самому простому явлению. Просто случилось так, что вы меня не любите. Да и какого дьявола вы должны меня любить?
— Просто случилось так, что вы меня не понимаете, — парировала Трой. — И какого дьявола вы должны меня понимать?
Она взяла сигарету и подняла к нему лицо, чтобы он дал ей прикурить. Прядь коротких темных волос упала ей на лоб. Аллейн поднес спичку к сигарете, потом бросил ее в камин и дотронулся пальцами до этой пряди.
— Ужасная женщина, — отрывисто сказал он. — Я так рад, что вы пришли навестить меня.
— Послушайте, — сказала Трой более дружелюбно, — я всегда испытывала страх перед этим. Любовь и все такое прочее.
— Вы имеете в виду физическую сторону любви?
— Да, но не только. Вообще все это. Полный отказ от внутренней независимости. Не только физическую, но и духовную близость.
— «Мой ум — мое царство».
— Я чувствую, что тогда это уже будет не так, — сказала Трой.
— Меня больше ужасает, что это все равно останется именно так. Вам не кажется, что у самых близких людей непременно бывают моменты, когда они оба чувствуют себя очень разъединенными, очень одинокими? Это наверняка так, в противном случае почему нас так поражает, когда изредка мы можем прочесть мысли друг друга?
Трой посмотрела на него с какой-то застенчивой решимостью, и сердце перевернулось у него в груди.
— А вы можете читать мои мысли? — спросила она.
— Не слишком отчетливо, Трой. Я не смею хотеть этого.
— Я иногда могу прочесть ваши. Это одна из тех вещей, которые заставляют срабатывать мой инстинкт самосохранения.
