— Те пятьсот фунтов, которые лежали в вашей сумочке прошлой ночью. Как вы сняли их, Ивлин?
— Я выписала чек и сама получила по нему деньги. Я не думаю, что Герберт знал об этом, а если и знал, он не мог заподозрить правду. Все это так ужасно и тревожно. Мне удалось кое-как отделаться от него, сказав, что я отправила книжку в банк. Казалось, он меня даже не слышал. Неожиданно он спросил, был ли случай, чтобы Банчи заехал к нам, когда меня не было дома. Вопрос показался мне совершенно бессмысленным. Я ответила, что не знаю. Он сидел, пристально глядя на меня, пока я не почувствовала, что вот-вот закричу, а потом наконец спросил: «Он разбирался в старинной мебели?»
Аллейн бросил на нее быстрый взгляд:
— В старинной мебели?
— Я знаю, это кажется совершенным безумием, не правда ли? Я, так же, как и вы, повторила вопрос, и Герберт пояснил: «Я имею в виду антиквариат. Вроде того секретера, который находится в моем кабинете». А потом он нагнулся ко мне и спросил: «Как, по-вашему, он что-то знал об этом?» Я спросила: «Герберт, о чем вы говорите?», и он ответил: «Мне кажется, я схожу с ума. Я чувствую, что всю жизнь меня окружали предатели!» Эти слова прозвучали глупо, но они напугали меня. Я совсем потеряла голову и спросила, как может он такое говорить. Я сказала, что Бриджит всегда была предана нам, но он только расхохотался. «Ваша дочь! — воскликнул он. — Предана! Как вы думаете, насколько сильна ее преданность? Не хотите проверить?»
Леди Каррадос сжала руки.
— Он всегда недолюбливал Бриджи. Он ревновал меня к ней. Я помню однажды, года два назад, они сильно поссорились, и Герберт даже применил силу. Я никогда не узнала бы об этом, если бы случайно не зашла к ней в комнату и не увидела синяки у нее на руке. Мне кажется, он видит в ней отражение Пэдди. Родерик, как вам кажется, Герберту может быть известно о нас с Пэдди? Есть хотя бы малейшая вероятность, что шантажист написал ему?
— Это, конечно, возможно, — медленно проговорил Аллейн, — но мне кажется, это не укладывается в общую картину. Вы говорите, что это резкое изменение произошло в нем после того, как мисс Харрис и Бриджит заговорили о шантаже, а вы не смогли скрыть своего испуга?
— Да.
— А вам не кажется, что ваша реакция навела его на мысль, что вы сами являетесь жертвой шантажа?
— Не знаю. Безусловно, она навела его на какую-то ужасную мысль, — со слабой улыбкой заметила леди Каррадос. — Он в жутком состоянии, и это пугает меня.
— Ивлин, когда вы вышли за него замуж?
— Когда? Через два года после смерти Пэдди. Он и раньше хотел жениться на мне. Герберт — старинный друг моей семьи. Он всегда был привязан ко мне.
— Он никогда прежде не вел себя подобным образом?
— Нет. Конечно, у него тяжелый характер. Он очень обидчив. Он на восемнадцать лет старше меня и ненавидит, когда ему об этом напоминают. Приходится быть предельно тактичной. Возможно, он тщеславен. Я знаю, что Бриджи так думает. — Нежный, спокойный голос слегка дрогнул, а затем продолжил так же ровно: — Я полагаю, вас удивляет, почему я вышла за него замуж?
— Немного. Может быть, вы чувствовали, что вам нужна уверенность в завтрашнем дне. В вашей жизни уже было одно романтическое приключение.
— Именно. Но теперь я вижу, что была не права. Это было нечестно. Хотя Герберт прекрасно знал, что я не питаю к нему пылкой любви, и вел себя великодушно и по-рыцарски, он тем не менее не мог с этим смириться и с годами все больше и больше начинал вставать в позу мученика. Иногда это выглядит так жалко и по-детски. Он пытается привлечь мое внимание к своим мелким недомоганиям, смотрит на меня со страдальческим видом. К несчастью, это ужасно раздражает Бриджит. В то же время, хотя Герберт выглядит таким простым, на самом деле это далеко не так. Он буквально состоит из комплексов. Знаете, я думаю, что он до сих пор безумно ревнует меня к Пэдди.
— Вы часто виделись с ним, когда Пэдди был жив?
— Да. Боюсь, бедный Герберт видел себя в роли преданного, благородного друга, который и после моего замужества продолжал питать ко мне самые возвышенные чувства. Видите ли, я до сих пор все еще считаю себя женой Пэдди. Мы часто приглашали Герберта к себе. Он ужасно надоедал Пэдди, но при этом некоторые странности Герберта приводили Пэдди в восторг. Он от души потешался над ним. Конечно, это было очень дурно с его стороны, но он был таким веселым и обаятельным, что ему все прощалось. Абсолютно все.
