В окно он видел кроваво-красную неоновую вывеску: «Отель „Виктория“». Одна буква не горела, и получилось очень похоже на дыру.
Да, скорее дыра, чем отель. Темная дыра без проблеска надежды.
Он закрыл глаза, но красный мигающий свет настойчиво пробивался сквозь веки. Тогда он отвернулся и подушкой закрыл голову. Запах несвежего белья был удушающим. Отбросив подушку, он встал и подошел к окну. Внизу на тротуаре блондинка в мини наклонилась к окну «шевроле» и переговаривалась с человеком, сидевшим внутри машины. Доносился смех, музыкальный автомат играл знакомую мелодию. Несло гниющими отбросами — обычный аромат задворков рая. От запаха мутило, но из-за духоты нельзя было закрыть окно. Слишком жарко не только спать, но даже дышать.
Он подошел к столику и включил лампу. Бросились в глаза знакомые строки заголовка.
«Доктор в Гонолулу найден зарезанным».
Капли пота скатывались по груди. Он бросил газету на пол. Сел и обхватил голову руками. Музыка на время стихла, потом заиграла вновь — гитара и ударные. Невидимый певец затянул: «О, беби, беби, я так тебя хочу…»
Он поднял голову, взгляд уперся в фотографию Дженни. Она улыбалась. Она всегда улыбалась. Он погладил фотографию, пытаясь вспомнить, какой была под пальцами ее кожа. Но годы стерли память.
Наконец он открыл свой блокнот, нашел чистую страницу и начал писать.
Они говорили мне постоянно:
Должно пройти время,
Время вылечит душу, время поможет забыть.
И я отвечал им:
Раны души залечить может не забвение, а память.
Воспоминания о тебе,
Запах моря на твоей коже,
Следы маленьких ног на песке.
Память бесконечна.
Вот ты лежишь на песке у моря, смотришь на меня и дотрагиваешься кончиками пальцев до моего лица.
Солнце просвечивает сквозь них.
И я исцеляюсь.
Я уже исцелен.
Твердой рукой доктор Кейт Чесни стала вводить в вену пациентки двести кубиков пентонала натрия. Столбик бледно-желтой жидкости медленно пополз вниз.
— Сейчас тебе захочется спать, Эллен. Закрой глаза и спи…
— Я пока ничего не чувствую.
— Через минуту почувствуешь. — Кейт ободряюще сжала плечо пациентки. Такие жесты необходимы, чтобы успокоить. Прикосновение. Спокойный голос. — Расслабься, вспомни небо над головой, бегущие облака, — мягко говорила Кейт.
Эллен сонно улыбнулась. Операционные дампы безжалостно высвечивали каждую веснушку, каждую морщинку на ее лице. Никто, даже Эллен О'Брайен, не мог быть красивым на операционном столе.
— Странно, — пробормотала она. — Я совсем не испытываю страха…
— И не должна. Я обо всем позабочусь.
— Я знаю. — Эллен протянула руку, легонько, кончиками пальцев, дотронулась до руки Кейт. Прикосновение было как напоминание, что она не просто пациентка, а еще женщина, друг и коллега.
Двери в операционную распахнулись, стремительно вошел доктор Гай Сантини. Огромный и неуклюжий, как медведь, он выглядел довольно нелепо в своей цветной шапочке.
— Как у нас тут дела, Кейт?
— Пентонал уже действует.
Гай подошел к столу.
— Ты еще с нами, Эллен?
Она улыбнулась:
— Лучше бы я была сейчас в Филадельфии.
Гай засмеялся:
— Ты там скоро будешь. Но без своего желчного пузыря.
— Хорошо бы… Помни, Гай… — прошептала она, — ты обещал — никаких шрамов…
— Я обещал?
— Да…
Он подмигнул Кейт.
— Я тебе не говорил? Медсестры — худшие из пациенток. Самые требовательные бабы на свете!
— Берегитесь, док! — предупредила одна из операционных сестер. — Когда-нибудь попадете к нам на этот стол!
— Ты меня напугала!
Кажется, Эллен наконец уснула. Кейт провела пальцем по ее ресницам — они остались неподвижны.
— Она готова.
— Ах, Кэти, моя дорогая. Ты слишком хороший доктор для…
— Для женщины… Я уже слышала…
— Ну что ж, тогда поехали… — Он пошел мыть руки. — Ее анализы в норме?
— Кровь идеальна.
— ЭКГ?
— Я смотрела ее прошлой ночью. В норме.
Гай отсалютовал.
— С тобой рядом, Кейт, можно ни о чем не беспокоиться. — И он обернулся к операционным сестрам, которые раскладывали инструменты. — И вот что, леди. Наш интерн — левша.
Сестра, помогающая ему, подняла глаза.
— Он хорошенький?
Гай подмигнул:
— Просто мечта девушек, Синди. Я скажу, что ты спрашивала, — и, смеясь, исчез за дверью.
