Ничего.
Его мотоцикл под чехлом. Трактор, прицеп, беспорядочно наваленные в пустых загородках для скота инструменты. Он погасил свет, прижал руки к груди, чтобы запахнуть куртку, — было очень холодно — и вышел.
Ничего.
Ксай сидел на разумном расстоянии. При приближении человека его сложенные назад уши поднялись. Немного, не совсем. Человек и пес, следя друг за другом, вместе дошли до дороги, двигаясь по параллельным траекториям, и остановились у ворот. По другую сторону асфальтовой ленты простирались поля, неотличимые от неба. Ни одного соседа, или очень далеко. Ни одной искорки в темноте.
Ничего.
Они были одни, пес и он. И семья Пети́.
Мотоциклист вынул руку из кармана, протянул ее ладонью кверху, подождал. Влажная морда. Шершавый язык. Его пальцы подобрались к загривку Ксая. Ласка. Друзья — на данный момент.
Мотоциклист выдохнул, изо рта вырвался теплый воздух. Смерть, его единственный горизонт, удалялась. Ночь переставала быть враждебной. Такого давно не бывало.
— Есть хочу. А ты?
Стоило ему это произнести, как они появились. Два, близко один к другому, синхронные. Он зачарованно следил взглядом за огнями.
Наконец голова немецкой овчарки резко повернулась. Пес услышал.
Мотор. Фары. Единственная дорога. Ни одного соседа. Машина направлялась сюда.
Когда мотоциклист поспешно направился к дому, Ксай последовал за ним.
Двадцать четыре часа спустя
Стефани Пети́ открыла дверь кухни и заморгала: на улице холод, освещавшие фасад фермы фары слепили глаза, ей было страшно. Она тихонько плакала. На мгновение она обернулась и успела бросить взгляд в прихожую и на ведущую в их комнаты лестницу.
«Я буду с Зоэ. Я все услышу».
Мотоциклист грубо развязал ее и вытолкал из подвала по ступенькам наверх:
— Сюда кто-то едет, избавьтесь от него!
Жандармы. Она различала проблески мигалки на крыше голубого фургона. Сколько месяцев она обвиняла их в некомпетентности, как давно из-за безнаказанных нападений на свою ферму утратила веру в их помощь, сколько тревожных ночей провела, — и ни один представитель власти, призванный защищать ее, не смог обеспечить ее семье покой. А тут — вот и они. Явились не запылились. Очень кстати.
Моторизованные жандармы.
«Не подумайте, что я стану колебаться. Я уже давно лишен всяких сомнений».
Обрести уверенность, хоть капельку, хоть ненадолго.
Стефани Пети́ сделала глубокий вдох, вытерла лицо, бросила последний взгляд назад и вышла во двор, чтобы встретить подполковника Массе дю Рео, который, стоя возле своего автомобиля с шофером, поджидал ее за воротами.
— У нас… — Она осеклась, закашлялась, поднесла руку ко лбу, чтобы заслониться от света, и выпалила: — Какие-то проблемы?
«Я все услышу».
— Да. — Массе дю Рео увидел, как глаза молодой женщины внезапно широко раскрылись. — Впрочем, нет. Ничего, что касалось бы вас. Вы одна?
Краткое замешательство.
— Здесь? Да.
— Мужа нет?
— Он работает.
— Уже поздно. А где?
Стефани надоело.
— Зачем вам?
— Просто спросил. — Массе дю Рео приблизился к воротам. — Что-то не так?
— Нет.
— Вы уверены? Похоже, вы плакали?
— От холода.
— А у вашей дочурки все в порядке?
— Нет… («Я буду с Зоэ».) Да! — Стефани прикусила губу. («Я уже давно лишен всяких сомнений».) — У нее все в порядке. — До крови. («Не подумайте, что я стану колебаться».) — А вы почему здесь?
Неужели жандармы что-то заметили?
«Я буду с Зоэ».
Он-то уж точно заметил. Услышал. И отыграется на Зоэ. Надо бы сказать им. Она должна молчать. Иначе он отыграется на Зоэ. Причинит ей зло. Сделает Зоэ больно. Ее ребенку. Сказать. Спрятать ее. Или поверить, хоть капельку.
— У вас есть какие-то новости или вы приехали просто так, чтобы надоедать нам?
Нет. Не этим людям.
Смущенный Массе дю Рео с трудом выдержал враждебный тон Стефани Пети́.
— Нет, никаких новостей. В Ла-Мулине произошел несчастный случай. Три трупа, — испытывая неловкость, он взглянул на шофера, — и я решил воспользоваться, — внезапно он подумал, что выглядит ужасно глупо, — в общем, я приехал, чтобы убедиться, что у вас все в порядке.
— Это местные?
— Кто?
— Трое мертвых в Ла-Мулине.
— Нет.
— И ради этого вы приехали? Нас не надо держать за руку. — Стефани Пети́ повернулась к жандармам спиной. — Чем терять здесь время, пошли бы да арестовали тех, кто издевается над нами! — И она, встревоженная, направилась в сторону кухни.
