— Но тогда как же им пришло в голову отправить ее сюда, в лучший колледж? — спросила Сильвия.
— Родственница уговорила, она знакома с одним из наших попечителей, — ответил Кворри. — До этого Джейн обучалась дома, и, я полагаю, местный уполномоченный по образованию был не удовлетворен результатами; он сказал, что ей необходимо учиться в школе. Никто из нас в глаза не видел ее родителей. Они ни разу не приезжали в Корстон, но Хью и я постоянно переписываемся с ними, и, судя по всему, они ужасны. Их даже викторианцами не назовешь — так старомодны, что просто не верится. Я иногда думаю: вряд ли они сознают, что в Корстоне совместное обучение.
— А Джейн славная девушка, — сказала Хелен.
— И головка отлично работает, — добавил Кворри.
— Действительно, особенно по математике. Такое впечатление, что среди этих новых компьютеров она чувствует себя как рыба в воде. — Ройстоун помолчал. — Сравнение, пожалуй, не слишком удачное, — добавил он. — Сегодня я был просто в ужасе, когда Бетти сболтнула про слухи, будто Джейн хотела утопиться в ванне, ну, тогда, в начале триместра.
— Еще один слух, вот проклятье! — сердито воскликнула Хелен. — В нем не больше правды, чем в слухах о… — Она оборвала фразу, внезапно осознав, какую готова была произнести бестактность.
— В слухах о чем? — спросил Ройстоун. — Только не говорите мне, что по школе носятся еще слухи, о которых я ничего не знаю.
— Нет, нет, простите, — быстро возразила Хелен. — Я просто так сказала. У меня немного голова болит.
— В подобных заведениях каких только слухов не бродит. Обычное дело для любого замкнутого общества. Уверен, женский монастырь — истинный рассадник всяческих слухов. — Кворри усердно старался отвлечь внимание от смущенной своей промашкой жены.
Сильвия пришла им на помощь.
— Простите, — неожиданно вмешалась она. — Я, конечно, догадываюсь, о чем хотела сказать Хелен. — Она посмотрела на супругов Кворри, потом на мужа. Ее лицо вспыхнуло. — Несколько дней назад я сидела в нашем саду, читала и вдруг услышала по ту сторону забора голоса двух мальчиков. Кто они, не знаю, но разговор шел обо мне. Они сказали, что мне повезло, так как на следствии не спросили о моем… о том, что я имею обыкновение пить… Только они выразились несколько иначе. И сказано об этом было как бы мимоходом, словно всем давно известно, что я — алкоголичка.
Хью Ройстоун слушал со все возраставшим гневом. Наконец он не выдержал:
— Когда это было? — спросил он требовательно жену. — Почему, Бога ради, ты ничего не сказала мне сразу? — И он повернулся к Джону Кворри. — Вы знали? Почему не рассказали мне? Это же возмутительно, чтобы такое ходило по школе, а я ни о чем даже не подозреваю. Мы должны немедленно что-то предпринять.
— Но что? — воскликнул Джон. — Вот в чем вопрос, Хью. Отрицания, расследования… Все это только усложнит ситуацию, и Джейн — Сильвия тоже — будет выглядеть глупо. Единственный тут ответ — тот, что дал некий американец по совершенно другому поводу: «Милостиво пренебречь».
Такое решение Хью Ройстоуну было совсем не по душе. Но у него не оказалось времени толком поразмышлять об этом, так как на следующий же день он столкнулся с проблемой гораздо более серьезной и неотложной, чем задача притушить неприятные слухи. Юный Ральф Эвелон исчез.
До замужества миссис Эвелон мечтала об оперной сцене. Ее профессионально поставленный голос был все еще красив, и она, если ее хоть немного уговаривали, охотно соглашалась петь для своих друзей. Она решила, что и Ральф должен обожать музыку, даже если он не станет впоследствии профессиональным музыкантом, а потому договорилась в Корстоне, что мальчику будут давать уроки музыки за отдельную плату. К сожалению, — хотя, по мнению миссис Эвелон, это не имело никакого значения, — Ральф, как и его отец, был начисто лишен музыкального слуха и ненавидел уроки музыки, которые мешали ему предаваться куда более интересным занятиям. Миссис Эвелон была непоколебима.
Таким же непоколебимым, хотя и по-своему, был Ральф. Он пользовался каждым случаем, чтобы увернуться от ненавистных уроков, и, когда ему, в сотый раз, удавалось улизнуть, учитель музыки только вздыхал с облегчением и брался за какую-нибудь книгу, пока не истекало назначенное Ральфу время.
