Старший инспектор был в отличном настроении. Как только они вышли на улицу, он безошибочно взял курс на «Боевые доспехи», хотя Эббот предупреждал его, что ресторан наверху набит сейчас до отказа.
— Ладно, посмотрим, — сказал Торн, и, конечно же, ему повезло. Только он и Эббот поднялись по лестнице, только Торн вступил в довольно желчные пререкания с женщиной, по-видимому, дежурной, как следом за ними явился доктор Бенд. Тотчас все изменилось: оказалось очень просто приставить два лишних стула к угловому столику, обычному месту доктора, завсегдатая «Боевых доспехов», и еще проще — заказать по кружке легкого и горького пива.
Еда была превосходная, хотя, пожалуй, тяжеловата для летнего дня, и Джордж Торн, настояв на том, что портвейном с кофе угощает он, почувствовал себя в полном ладу с самим собой. Он дружески распрощался с доктором и, так как расстояния здесь были ничтожные, условился с Эбботом обойти нужных им людей пешком.
Свернув с главной улицы Коламбери, Эббот повел Торна по короткому переулку через пустырь, некогда бывший зеленой лужайкой, и вскоре они вышли на узенькую улочку, где рядком стояли десять коттеджей. Миссис Эдна Гейл жила в номере третьем, совершенно неотличимом от девяти других. Построенный еще до увлечения теплоцентралями и канализацией, дом был живописен и неудобен, а также, вероятно, не слишком гигиеничен. Но он, несомненно, имел свою прелесть, и миссис Гейл была безмерно благодарна судьбе, так как благодаря страховке за ее покойного мужа оказалась в состоянии купить его.
Эдна Гейл открыла дверь едва ли не раньше, чем два полицейских сыщика успели постучать. Она находилась в комнате, окнами выходившей на улицу, и, поглядывая через кружевные занавески, увидела их еще на дорожке, которая вела к дому. Миссис Гейл смотрела на них вопросительно, склонив голову набок, как будто была глуховата и потому вынуждена прислушиваться. Торн представился ей, представил Эббота, оба показали свои удостоверения.
— Агенты сыскной полиции? — переспросила миссис Гейл с благоговейным трепетом. — Тогда все в порядке. Я боялась, что это опять репортеры, которые желают расспрашивать Мойру. Она ни с кем из них говорить не хочет.
— Но с нами она не откажется поговорить, миссис Гейл, я уверен, — сказал Торн, обаятельно улыбнувшись.
— Думаю, что не откажется. — Миссис Гейл явно была не так в этом уверена, как старший инспектор. — Она в саду на скамейке. Она, знаете, не очень-то хочет выходить на улицу. Думает, что все только и таращатся на ее глаз, даже те, кто и не слышал, какая с ней приключилась история. Но синяка уже почти что не видно, и она непременно должна выходить. Я все время твержу ей это. В конце концов, она же собиралась провести здесь каникулы.
Миссис Гейл провела их по узкому коридору и через кухню в сад, который оказался больше и приятнее, чем предполагал сержант Эббот. Торн, лондонский житель, вообще ничего не предполагал и едва ли заметил аккуратно подстриженную траву, бордюр из ярких цветов, небольшой огород и живую изгородь, что, все вместе, создавало ощущение уединенности. Торн смотрел на Мойру.
Мойра Гейл сидела на качелях, укрепленных на толстом суку старой яблони, и чуть-чуть раскачивалась взад-вперед. Когда тетка окликнула ее, она тотчас соскользнула с дощечки, опустила на землю полосатую кошку, клубком свернувшуюся у нее на коленях, и пошла им навстречу. На ней была розовая блузка, та же плиссированная юбка, в которой она была, когда Хью Ройстоун подобрал ее на дороге, белые носки и сандалии. Маленькая — на какой-нибудь дюйм выше пяти футов, — худенькая, хрупкого телосложения, она показалась обоим детективам ребенком; трудно было поверить, что ей шестнадцать лет.
— Мойра, это следователи… Это — старший инспектор сыскной полиции, а это — сержант Эббот. Они приехали из полицейского управления, из самого Кидлингтона, чтобы поговорить с тобой, — объяснила миссис Гейл.
На мгновение Мойра нахмурилась, но тут же вежливо пожала протянутые ей руки. Вблизи синяк под глазом был заметнее, он приобрел уже грязноватый коричнево-зеленый оттенок. В общем девочка была совсем спокойна. Торн подумал, что доктор Бенд описал ее весьма точно. Несмотря на две косички, отброшенные за плечи, и голубые глаза, в ней не было — и не обещало впредь — даже намека на сексапильность. Она была просто миленькая девочка, про такую думаешь — вот чья-то дочурка, сестренка.
