Парадная дверь распахнулась, и на крыльцо вышла Гвен ДеЛэнси. Она была в голубом платье, почти такого же цвета, как свежая краска на доме. Ройс полагал, что в этом весь смысл. Ему всегда нравилось это платье, и цвет здесь был ни при чем. Гвен улыбнулась и гордо раскинула руки.
– Итак? Что вы думаете? Только сегодня начали. Не слишком продвинулись, лишь с этой стеной, но, согласитесь, цвет чудесный.
– Он голубой, – ответил Адриан. – Не лучше ли выбрать для дела другой цвет? Например, розовый?
– Разумеется, он голубой! – сердито воскликнула Гвен. – Медфордский дом с самого начала должен был быть голубым. Просто мне понадобилось время, чтобы накопить денег.
– Выглядит дорого, – кивнул Адриан.
Они спешились, не потрудившись привязать лошадей. Те знали распорядок и терпеливо ждали, пока их разгрузят.
– И стоит дорого. – Гвен обхватила себя руками и повернулась, восхищаясь своим детищем. Юбка ее платья всколыхнулась, и Гвен подняла плечи, защищаясь от холодного ветра. Она была босиком, одна нога согнута, тело опирается на другую, бедро наклонено.
Ройс уставился на нее, проклиная время, которое не могло остановиться.
– Ройс! – позвал Адриан.
– Что?
– Твоя сумка.
– Что с ней не так?
– Ты поставил ее в грязь. Она испачкается.
Ройс обернулся. Его сумка каким-то образом оказалась в жиже, представлявшей собой смесь грязи и конского навоза.
– Фу! – проворчал Ройс, хватая сумку и переставляя на ступени. – Как она туда попала? – Он внимательно посмотрел на Адриана.
– Я здесь ни при чем. Ты сам это сделал.
– Не говори глупостей. С чего мне так делать?
– Я задал себе тот же вопрос. Потому и окликнул тебя.
Ройс хмуро уставился на сумку, словно та была виновата.
– Наверное, тебя отвлекла красота нового цвета, – предположила Гвен, поворачиваясь. Юбка снова всколыхнулась. Солнце озарило ее лицо, подсветило подведенные черным глаза. На блестящих губах играла скромная улыбка.
Адриан усмехнулся:
– Да, очевидно, в этом все дело. – Он поставил свои сумки на ступени и взял поводья лошади Ройса. – Иди внутрь. Я позабочусь о лошадях.
Гвен покачала головой:
– Не нужно. Я попрошу Диксона. Вас ждет Альберт.
– Неужели? – Адриан и Ройс недоуменно переглянулись.
Гвен кивнула:
– Весьма довольный. Говорит, вам заплатили.
– Заплатили? За что? – спросил Ройс.
Гвен пожала почти обнаженными плечами, и Ройс снова захотел спросить: «За что?»
– Надо полагать, за работу, которую вы только что выполнили.
– Это какая-то бессмыслица. – Ройс повернулся к Адриану. – Ты что-нибудь понимаешь?
– Вероятно, вам следует поговорить с Альбертом, – произнесла Гвен.
Адриан начал подниматься по лестнице, однако Ройс не шелохнулся. Он много дней не видел Гвен – и теперь хотел просто смотреть на нее, быть с ней. Подобное поведение было ненормальным, по крайней мере, для него. Ройс чувствовал себя неловко и неуютно. Похоже, Гвен была лучшим вором, чем он. Умудрилась украсть целую личность. Стянула прежнего Ройса, срезала, как оставленный без присмотра кошелек. Рядом с ней все менялось. Становилось странным, одновременно волнующим и мирным, что заставляло Ройса задуматься. Приобрел он или потерял? Заблудился или выбрался на верный путь?
– Заходите внутрь, – предложила Гвен. – Становится холодно, и Альберт, наверное, хочет поговорить с вами обоими.
* * *
Восемь. Восемь золотых тенентов. Ройс уставился на бледно-желтые кругляши с выгравированным профилем Амрата или его отца. Очевидно, они были похожи, а может, и нет, но королевский казначей обленился и велел чеканщику ограничиться небольшими изменениями старых форм. Это не имело значения. Монеты были настоящими, и их было восемь. Ройс, Адриан и Альберт находились в Темной комнате, прозванной так за отсутствие окон и темные делишки, которые здесь проворачивались. Альберт высыпал монеты на стол и устроился в кресле рядом с очагом, задрав обтянутые чулками ноги. На его губах играла удовлетворенная улыбка.
– Я не понимаю, – произнес Ройс.
– Никакой загадки тут нет. Нам заплатили. – Альберт сделал жест рукой в сторону денег. Виконт лишился всего, кроме своего титула, прежде чем стать посредником между аристократами и Ройсом и Адрианом. Он сохранил надменность и беззаботность, свойственные тем, кто не боится никаких естественных хищников.
