Ленцу на вид было никак не меньше шестидесяти. Под глазами у него нависли тяжелые мешки – следствие многолетнего напряжения и усталости. Я повидала немало таких мужчин, побитых жизнью и находящихся на грани душевного опустошения. Одним словом, Ленц производил впечатление человека, который сдался… Не мне судить его за это. Я на двадцать лет моложе, а уже близка к той же точке…
– Мисс Гласс, – проговорил он, – у нас есть два часа. Предлагаю провести их с максимальной пользой.
– Не возражаю.
– Беседовать с вами, с учетом степени вашего родства, почти то же, что беседовать с вашей пропавшей сестрой. Это, как говорится, научный факт. Поэтому прошу отнестись к моим вопросам, а среди них будут и довольно личные, с пониманием.
– Я отвечу на все вопросы, относящиеся к делу. Приступайте.
Он моргнул медленно, как сова, и пожевал губами.
– Я рассчитываю, что вы ответите на все мои вопросы. Не сообщив всего, вы, возможно, не позволите мне прийти к выводам, которые приблизят нас к разгадке и помогут быстрее поймать убийцу.
– Вы все время говорите об «убийце». Вы что же, уверены, что все похищенные мертвы?
В его лице ничто не изменилось.
– Практически уверен. Дэниел еще лелеет слабые надежды, но я предпочитаю смотреть на вещи трезво. Вам это неприятно?
– Нет. Больше того, я тоже не питаю особых иллюзий. Если допустить обратное – то где они, спрашивается, могут находиться столько времени? Все двенадцать? Мне сложно представить себе такое убежище, откуда за все эти месяцы ни одна не только не сбежала, но даже не сумела подать весточки о себе. Это просто немыслимо. И потом… на поздних картинах «модели» явно мертвы. А я понимаю, о чем говорю.
– Вам ли не понимать, как должна выглядеть смерть.
– Вы правы. Но в то же время у меня до сих пор сидит в душе заноза и не дает покоя. Вы слышали о телефонном звонке, который раздался у меня дома восемь месяцев назад?
– Тот, что прозвучал среди ночи? И вы тогда еще предположили, что это могла звонить ваша пропавшая сестра?
– Да. ФБР отследило его. Звонили с одного вокзала в Таиланде.
Ленц изобразил виноватую улыбку.
– Я в курсе, конечно. Мне кажется, что ваша догадка, к которой вы пришли на следующее утро, спокойно все обдумав, абсолютно верна. Это была не сестра. Скорее всего, кто-то из родственников американских военнопленных, с которыми вы имели дело, когда занимались поисками отца.
– Да, но… теперь, после того, как я отыскала в Гонконге эти картины…
– Вы намекаете на географическую близость Гонконга к Таиланду? Безусловно, мы снова проверим историю с тем звонком. Не беспокойтесь. А пока перейдем к более актуальным вещам, если не возражаете.
– Я слушаю.
– Насколько я понял, став взрослыми, вы с сестрой несколько отдалились друг от друга. Но к этому мы еще вернемся. А сейчас расскажите о вашем детстве. Меня интересуют события и душевные переживания, которые определили ваш характер. И характер Джейн.
В такие минуты я всегда начинаю жалеть о том, что не курю.
– Ладно, вы знаете, кем был наш отец, не так ли?
– Джонатан Гласс, весьма известный военный фотокорреспондент.
– Да. Первую Пулитцеровскую премию он ухитрился получить в Миссисипи. А там у нас была только одна война – за гражданские права. Увы, потом ему пришлось работать вдали от дома. Собственно, мы с Джейн его почти и не видели.
– И как в семье мирились с этим?
– Как ни странно, я воспринимала это легче, чем мать и сестра. Несмотря на свой юный возраст, я понимала, что его работа требует длительных отлучек. Даже романтизировала их. Разве можно было сравнить скучную жизнь в Миссисипи с разъездами по всему миру, где столько всего интересного?
– Вы тоже мечтали путешествовать по войнам и зонам военных конфликтов?
– Отец снимал не только боевые действия. Собственно, его военные фотографии мне и не показывали. Лишь повзрослев, я записалась в публичную библиотеку и однажды наткнулась там на один из старых номеров «Лук энд лайф».[15] А дома мама всегда прятала от нас эти снимки.
– А о чем думала ваша мать, когда выходила замуж за человека, которому суждено было провести жизнь в бесконечных командировках?
