Трое были убиты, остальные бросились к реке. «Видно, не обстреляны, — понял Нестор. — Тем лучше…» — и для острастки дал еще несколько коротких очередей. «Теперь, брат, и тебе пора тикать», — сказал себе Нестор. Но тут он остановился. Жаль было оставлять оружие. Отряд нуждался в винтовках, а тут автоматы валяются рядом — только протяни руку.
Укрываясь за камнями, Нестор стал отползать лишь тогда, когда прихватил с собой автоматы двух убитых гардистов. Они лежали ближе всех.
— Настырный же ты! — приветствовал Агладзе лейтенанта, когда Нестор достиг каменной плиты с амбразурой.
Нестор засмеялся:
— А я знал, что это вы…
Они достигли базы лишь к ночи. Агладзе пошел докладывать командиру отряда, а Нестор отправился в свою землянку и сразу же завалился спать.
Нестор проспал день и ночь, а потом опять ушел на операцию. И в этом сказался не только характер разведчика, но и отношение к нему командира отряда. Зорич, должно быть, неплохо знал своих людей, если в список участников новой боевой операция включил Степового. И не ошибся: молодой шахтер принял это как награду.
Операцию разработал майор совместно со всеми командирами.
— Можно воевать, — говорил Александр Пантелеймонович, — сидя на кукурузных сухарях и на фасолевой полевке — крестьянском супе. Но нельзя воевать босиком. Снег, дождь и тропы, утыканные острыми камнями, не для босых солдат.
Сапоги или ботинки можно было бы купить в окрестных селениях, как покупали у крестьян быков для партизанского котла, или хлеб, или овощи. Но жители дедин сами ходили в лаптях из коры. Сапоги и ботинки пан Альфред Кашпар — хозяин обувных мастерских и магазина «Кашпар и сын» — продавал германскому интендантству. Войска Гитлера здорово обносились, пока дошли от Волги до Карпат, и мастерские Кашпара трудились в три смены, чтобы удовлетворить потребности заказчика.
Вначале отправилась разведка. Дня через два Данила Грунтовой и его хлопцы возвратились с докладом, что немцев в городе нет, а жители, особенно рабочие Кашпара, настроены патриотически.
— Но немцы могут появиться в любую минуту, — был уверен Данила.
Зорич тоже не сомневался в этом.
— Значит, мы должны их опередить! — с обычным для него спокойствием резюмировал начштаба Волостнов.
Это было бесспорным. Разногласия возникли, когда пошел разговор о времени проведения операции. Франтишек Пражма предлагал выступить к вечеру, с тем чтобы возвратиться ночью. Но Зорич, всегда такой осторожный, был за дневную операцию, и его поддержал даже Волостнов, обычно более сдержанный.
— В городе нет немцев, а гардисты не так уж нам страшны — их немного, и наш приход можно превратить в политическую демонстрацию сил патриотов, что очень важно, — говорил Александр Пантелеймонович.
— Ну что ж, против этого нельзя возразить, — согласился Пражма. — Пускай узнают жители, что патриоты сильны, что дух народа не сломлен, что мы, словаки, имеем верных союзников.
— Представляю себе выражение лица пана Кашпара! — засмеялся Такач.
— Но во всем нужна осторожность, — предупредил Зорич. — Сделаем все же попытку мирным путем договориться с Кашпаром. Может быть, он все же продаст нам обувь.
— А если Кашпар не согласится? — усомнился Франтишек Пражма.
— Тогда мы силой возьмем!
Так и решили. А роль посредника возложили на Такача. Он ведь адвокат и не раз мирил враждующие стороны. Штефан был и соответственно экипирован: партизанский китель был сменен на черный костюм и модное пальто, а солдатская шапка — на мягкую фетровую шляпу.
Грунтовой с хлопцами вторично отправился в разведку, и боевая группа выступила лишь после донесения Данилы, что все спокойно.
Их было двенадцать в боевой группе, и они распределили роли в предстоявшем спектакле задолго до того, как показался город с его костелом и часовенкой у въезда, с его тремя улочками и магазинчиками на них, с его лечебным источником и знаменитым парком, в эту пору нагим, как распятый Христос в нише городской ратуши.
Больше всех волновались старший лейтенант Волостнов, Штефан Такач и Грунтовой. Чигиринский токарь мечтал о лошадях, как может мечтать о них только командир конного взвода разведчиков, не имеющий ни одного одра. Штефан Такач хотел показать себя в роли посредника, а Волостнов отвечал за успех операции как старший.
