К караульному посту у входа подбирается только Алоиз. Он выглядит добродушным крестьянским парнем, с котомкой за плечами, внешне несколько медлительным и неуверенным в себе. Он долго скребется в дверь караулки, пока не раздается недовольный и сонный голос:
— Вацлав! Кого это черт принес так рано?
«Э, паршивое дело, — думает Алоиз, — их двое, оказывается!»
Вацлав что-то мычит в ответ: он не хочет просыпаться. «Значит, надо покончить с одним, потом с другим», — решает Алоиз и крепко сжимает килограммовую гирю. Нестор Степовой стоит сбоку, прижимаясь к каменной ограде.
Слышатся шаги, затем звякает щеколда, и на пороге показывается караульный — невысокого роста, коренастый, в черной форме гардиста. Увидев крестьянского парня, он сердито рявкнул:
— Чего тебе нужно, болван?
— Вот что надо, черная гвардия, — отвечает Алоиз и, опередив стражника, с огромной силой бьет его по голове. Караульный оседает тяжелым кулем, даже не вскрикнув. Его подхватывает Нестор, выскочивший из-за спины Алоиза, а богатырь лесоруб бросается в темноту боковой каморки на голос второго караульного.
— О-о!.. — вскоре слышится удивленный возглас, тотчас же заглушенный. Из каморки доносятся хрип, возня и грохот опрокинутого стула или стола.
— Ах ты, черная сволочь! — негромко восклицает Алоиз и жалуется в темноту: — Он кусается…
Но когда в каморку врываются Агладзе и Штефан Такач, рот толстяка Вацлава забит кляпом, а руки скручены за спиной.
— На здравье, пан гардист! — вежливо желает Штефан.
— Пан велитель, дайте, я стукну еще раз,- предлагает Алоиз, — этого свинячего гардиста.
— Можно и стукнуть, — соглашается Агладзе.
Вануш Сукасьян с присущей ему аккуратностью связывает первого стражника. Ванушу помогает Нестор.
— Закройте двери! — командует Агладзе. — Теперь порядок. — Капитан осматривается в поисках выхода во двор. — Ковач и Свидоник остаются здесь, никого не выпускают, ждут нас… Такач, Степовой и Сукасьян — за мной! — И они выходят во двор, слабо освещенный мерцающим фонарем, затем проникают в машинное отделение.
Здесь яркий свет, его отражает чисто вымытый пол из желтоватых плит. В центре зала возвышается машина, подмигивает с мраморного щита глазок. В углу, за небольшим столом, читает газету седоусый человек в синем комбинезоне. Двое других работают у небольшого станка.
— Добрый день! — говорит Агладзе и поднимает автомат, взятый в караулке.
Читающий газету откладывает ее, а те двое, у станка, оборачиваются на окрик и мгновенно застывают при виде воинственного человека, на смуглом лице которого особенно выделяются горящие отвагой глаза.
— Чо вам треба? — спрашивает сидящий за столом.
Такач отвечает по-словацки:
— Не шевелиться и не болтать. Мы партизаны. И вся станция в наших руках. Вы окружены.
Тот, что у стола, откашливается. Он все же волнуется, хотя внешне спокоен.
— Мы тоже словаки и знаем, что вы не враги. Но у нас есть дети и жены…
— Он прав, — поддерживает Нестор и достает из крестьянской котомки толовые шашки и бикфордов шнур.
Агладзе согласно кивает.
— Свяжи их, Штефан, и заткни рты, как сделали с теми… Пусть думают немцы, что они сопротивлялись. Вануш и Степовой, займитесь своим делом. Быстро! Времени у нас не много…
— Стоит ли выключать машину? — сомневается Нестор.
— Нет, не стоит. Зачем преждевременно давать знать о себе? — отвечает Вануш.
Нестор и Вануш спокойно обходят вокруг черной махины, выбирая место для закладки тола. Молодые партизаны не очень торопятся, будто Нестор находится в забое родной донецкой шахты, а Вануш прокладывает дорогу в горах своей Армении.
Наконец удобное место найдено.
— Под самые печенки, — отмечает Нестор.
Вануш укладывает тол с той неторопливой обстоятельностью, на какую способны в такие минуты только взрывники.
Это продолжается бесконечно долго для Агладзе и Штефана, следящих за выходными дверьми и окнами, но быстро для связанных электриков. Только теперь они начинают бояться, что вместе с машиной могут и сами взлететь на воздух.
Когда Нестор разгибает спину и вытирает ладонью пот со лба, один из связанных словаков начинает стучать ногами. Такач удивляется: