– Смотрите-ка! – воскликнул профессор. – Ведь это же Таррент. Мог ли я думать, рассказывая вам на пароходе свою историю, что я так скоро получу ответ на мучающий меня вопрос?
– Кажется, вы получите на него слишком много ответов, – ответил патер Браун.
– Что вы хотите этим сказать? – спросил профессор, оглядываясь на него через плечо.
– Я хочу сказать, что за айвами слышатся голоса, – мягко ответил священник. – Мистер Таррент не так одинок, как кажется. Я бы даже сказал: не так одинок, как он любит казаться.
Не успел Таррент повернуться в их сторону, как женский голос, послышавшийся внезапно из-за айвовых деревьев, подтвердил слова Брауна.
– Откуда же я знала, что он будет здесь? – произнес этот голос.
Было совершенно очевидно, что замечание это относится не к профессору Смейлу; поэтому последнему осталось только констатировать, что тут есть еще кто-то третий. И, когда леди Диана Уэйлз, как всегда, сияющая и решительная, вышла из-за дерева, он с величайшим неудовольствием отметил, что ее сопровождает живая тень – длинная, фатовская фигура Леонарда Смайса, который широко улыбался, склонив голову набок, как собака.
– Черт побери! – пробормотал Смейл. – Они все здесь. Все, кроме того антрепренера с моржовыми усами!
Он услышал за своей спиной тихий смех патера Брауна. И действительно, было над чем смеяться. Казалось, что тут разыгрывается какая-то шутовская пантомима. Ибо не успел профессор договорить, как его последняя фраза уже была опровергнута самым комическим образом. Круглая голова с черным полумесяцем усов появилась внезапно, будто из какого-то отверстия в земле. Секундой позже выяснилось, что это отверстие было самой настоящей дырой, и притом весьма большой. Она служила входом в некое подобие колодца, ведущего куда-то в глубь земли – к тому самому месту, ради которого они все сюда приехали. Маленький человечек первый нашел этот вход и, уже спустившись на несколько ступеней, вынырнул обратно, чтобы приветствовать своих товарищей по путешествию. Он был похож на могильщика из пародийного «Гамлета».
– Сюда, вниз, – вот и все, что он сказал сквозь заросли усов.
Остальные тотчас с некоторым удивлением отметили, что едва ли не впервые слышат голос этого человека, хотя в течение целой недели обедали с ним за одним столом. Кроме того, он говорил с каким-то странным восточным акцентом, несмотря на то что выдавал себя за чистокровного англичанина.
– Понимаете, дорогой профессор, – весело воскликнула леди Диана, – ваша византийская мумия ужасно заинтересовала меня! Я просто не могла не поехать посмотреть на нее. И я уверена, что эти господа испытывали то же самое желание. Теперь вы должны рассказать нам о ней подробно.
– Я не знаю никаких подробностей, – мрачно ответил профессор. – В сущности, я вообще о ней ничего не знаю. Конечно, весьма странно, что все мы так скоро встретились. Но, как видно, любознательность наших современников не имеет границ. И если уж мы все решили осмотреть гробницу, то это следует сделать организованно и – простите меня – под чьим-нибудь авторитетным руководством. Надо узнать, кто ведает раскопками; по всей вероятности, нам также придется расписаться в книге посетителей.
Столкновение двух стихий – нетерпения леди Дианы и подозрительности археолога – грозило закончиться ссорой. Но в конце концов профессор, ссылавшийся на официальные права местного викария – руководителя раскопок, одержал верх. Усатый человек весьма неохотно вылез из подземного хода и молча присоединился к остальной компании. К счастью, вскоре появился и сам викарий – седовласый, почтенного вида джентльмен в очках с двойными стеклами. Между ним и профессором сразу же возникла взаимная симпатия на почве общих интересов. К прочей, довольно-таки пестрой компании викарий отнесся также вполне дружелюбно, но не без оттенка насмешливости.
– Надеюсь, среди вас нет суеверных людей, – сказал он любезно. – Я считаю своим долгом предупредить вас, что с этим местом связано множество легенд, предзнаменований и пророчеств, сулящих вам всяческие беды. Кстати, я только что расшифровал латинскую надпись над входом в часовню; она, как оказывается, содержит в себе не меньше трех проклятий: первое проклятие тому, кто войдет в гробницу, второе проклятие – тому, кто вскроет гроб, а третье – самое страшное – тому, кто дотронется до золотого креста, находящегося в гробу. Я лично уже нарушил первые два запрета, – добавил он с улыбкой, – и вам, боюсь, также придется нарушить хотя бы один из них, если вы хотите что-нибудь увидеть. Согласно преданию, проклятия эти сбываются значительно позднее и самыми разнообразными путями. Не думаю, что это может послужить вам утешением.
