— Из-за чего возникла ссора?
— Ну… мы ругались часто. Дразнили друг друга… Мы были друзьями. То есть она меня терпела, а я ее любил, — объяснил Рафаэль просто. — Но в последний раз все было намного хуже, чем всегда. Уже несколько дней я наблюдал, как Мария мучается. Из-за мужчины, который не стоит ногтя на ее мизинце. Вот я и сказал ей, что она дура безмозглая и так далее — синонимов здесь много. Я хотел как-то образумить ее, привести в чувство. Но реакция ее была ужасной, я такого еще не видел. Она просто была в шоке, кричала страшные слова. Впервые в жизни сказала… о моем физическом недостатке. Ну и еще разные вульгарности.
— Для вас это тоже было шоком, — кивнул Янда, — и вы ушли.
— Вот здесь моя ошибка. Ведь я же знал ее лучше, чем себя, а не догадался, что нервы, видно, у нее в тот момент были ни к черту. Потому что такое поведение противоречило всей ее натуре. А я ушел, оставил ее. Из-за этого все и случилось. И виноват во всем я.
— Преувеличиваете…
— Вовсе нет! — Рафаэль остановил капитана движением руки. — Я виноват. Сейчас поймете. Она пришла за мной в ресторан, было около… начало десятого. За столом со мной сидели Беранек и Бенеш. Мария была немного… напугана, говорила, что за ней кто-то крался. На косогоре, у железнодорожной колеи, там есть тропа, знаете? Беранек сказал что-то насчет развратников, а Дарек Бенеш, который появился незадолго до нее, обиделся и ушел. Понимаете, он принял это на свой счет, потому что…
— Мы знаем, пан Седлницкий, — помог ему Коварж. — У него еще не истек условный срок.
— Бедняга парень. Он немного чокнутый. Потом мне Мария сказала, что это скорее всего был не он.
— Она что, подозревала кого-нибудь другого?
— Я лучше буду по порядку. Бенеш ушел, Беранек пересел к матросам — те пели у большого стола, — мы остались с Марией. Она просила у меня прощения. Как просила! — У Рафаэля сорвался голос, он опустил голову. — А я вел себя с ней как палач. Сказал, что все напрасно, что я ее любил, а теперь от этого мучительного чувства избавился и теперь свободен, как птица. Что я к ней совершенно равнодушен, и она может идти куда хочет.
— Вы действительно так неожиданно охладели к ней? — удивился Янда.
— Черта лысого! — Седлницкий заорал так, что все вздрогнули. — Просто, — он закрыл лицо руками, — мне захотелось покуражиться. Хоть однажды, на миг, взять верх над ней. Она действительно хотела идти домой, но боялась. Говорила, что кто-то ее подстерегает. Я подумал, что это выдумка, обычная женская уловка. Не верил я ей, вот поэтому во всем виноват, — едва слышно закончил он.
— Пожалуйста, поподробнее, — попросил капитан. — Вспомните, как она высказала свои опасения? Почему не подозревала Бенеша?
— Но знаю, смогу ли вспомнить дословно… К тому времени я уже порядочно выпил. Несколько раз повторяла, что ей очень плохо.
— Нездоровилось?
— Нет, испытывала тоску, страх — психически чувствовала себя плохо. Да, она ясно сказала, что боится, что я ей очень нужен, — Рафаэль неожиданно всхлипнул. — Я ничтожество, тварь. — Трясущейся рукой он вынул платок и тут же уронил его на пол. Потом неуверенным движением поднял.
— Спокойно, спокойно… — пробормотал Янда.
— Я смеялся над ней: по косогору за тобой крадется Даречек. «Это, кажется, был не Дарек», — ответила она мне. Да, так и сказала.
— Она говорила о своих опасениях еще что-нибудь? Вспомните.
— Нет, больше ничего. Встала и пошла. У дверей остановилась, помедлила, потом повернулась и направилась к речникам. Через минуту ожила, пела, веселилась. Беранек тоже был с ними, но в полночь ушел. А Мария осталась. Она сидела рядом с молодым парнем. Потом они начали любезничать.
— То есть?
— Обнимались и шептались. Я видел их нечетко, был уже того… И здорово. И вдруг меня словно подожгли. Видно, взыграл алкоголь. Помню, стучал по столу и что-то кричал, наверное, ничего хорошего… Она убежала. Исчезла моментально. И здесь на меня навалилась тоска. Я не могу вам это объяснить — словно ясновидец, почувствовал смертельную опасность. Но во мне было слишком много алкоголя, тут уж ничего не поделаешь. Я бросился за ней… А что было дальше — не помню, — добавил он уныло.