Смерть и библиотекарь - страница 3

В известное время, в известных случаях он был волен поведать им способ его упредить, — если только им хватало ума прислушаться. Назвать это добротой? Но в конечном итоге предупреждения не спасали. Он не мог изменить судьбы, коей был воплощением, — мог лишь отдалить её. Крылья большого чёрного лебедя, последний задуманный штрих, не были ни настолько большими, ни настолько чёрными, чтобы спрятать его от собственной неизбежности.

И всё же она должна одобрить крылья и то, как поёт и сияет чёрный меч. Вот и восточное крыло, и дверь, за которой библиотека. Он знает комнату за дверью. Стены сплошь в книжных полках, волну книг сдерживает лишь коренастый камин и спускающийся к городу холм в пройме двух солидных французских окон. Двадцать лет назад, войдя в строгой судейской мантии, он с мрачной бульдожьей миной объявил судье Фостеру приговор без права обжалования. Тогда его пальцы были коротки и толсты, а речи бесцеремонны. Он подносит шар — сейчас пальцы длинные и бледные — к дверной ручке. Открыто.

Она подняла глаза от книги:

— Добрый вечер.

Захлопнув бежевый том, она отложила его в сторону, на широкий стол из палисандра и бронзы.

Снежно-белая корона волос украшает лицо с тонкими чертами. Свет лампы в пятнах узора из роз падает на красивые руки, сложенные на коленях, на муаровом платье, — платье, столь богатом оттенками и смыслами чёрного, что траурная раскраска гостя рядом с ним смотрится жалко. В глазах — узнавание без страха.

— Вы меня ждали? — поразился он спокойствию, которое она несла так величаво.

— Когда-нибудь. — Её улыбка по-прежнему могла испепелять. — Разве не таков порядок вещей? — Кресло с высокой спинкой, обитое тёмно-зелёной кожей, тихо вздохнуло, выпуская её из своих объятий. — Отец постоянно твердил, что я попаду в ад, — хотя избил бы до синяков, произнеси я это слово. Ну вот, я его произнесла. Полагаю, туда мне и предстоит отправиться?

Её глаза блеснули, и в воздухе между гостем и ею запорхал призрак прежнего веера.

Лебединые крылья обвисли, потом рассосались вовсе. Наряд сердцееда скукожился в рясу тощего сельского пастора. Не сразу тот осознал, что́ держит в руках, — но вот и меч запоздало и сконфуженно съёжился. Новорождённый ворон, скакнув на плечо священника, возмущённо каркнул, недовольный неуместностью трансформации. По крайней мере шару достало вкуса стать захватанным экземпляром Писания.

— Я… хм… не обсуждаю конечную остановку.

— Даже не скажете, велика ли разница с Фостерс-Глен? — Она умела заигрывать, не опускаясь до пошлой развязности.

— Я… э… мне не позволено. — Выдернув из кармана штанов откровенно неклерикальный красный платок, он потёр пузатые стёкла пенсне.

— Что же тогда вам позволено? Забирать мёртвых?

— Эээ… аа.. души, да. Вот именно: души. — Он водрузил пенсне на нос. — Работа такая, знаете ли.

— Вы делаете её скверно.

Её слова так и сочились ядом.

Ошеломлённый её горячностью, он припрыгнул на месте, проблеяв:

— Мнэ-э?..

Она не замедлила объяснить:

— Если вы собираете души, то делаете это спустя рукава. Вы могли забрать мою двадцать пять лет назад, когда она стала мне не нужна. Но прийти сейчас!.. Пфф. — Она презрительно фыркнула, как фыркала некогда, разбивая сердца воздыхателей.

— Двадцать пять лет на… — Страницы Библии взметнулись и запорхали под его пальцами. Найдя нужную, он снова поднял озадаченный взгляд и осведомился: — Я говорю с мисс Луизой Фостер?

Со вздохом она подошла к ближней стене. Книги, книги от пола до потолка. Странно чарующий букет: затхлый запах старых чернил и бумаги с нотой кожаных и тканевых переплётов, и книжных корешков, и смутных следов всех человеческих рук, что когда-либо трогали эти страницы, объял её, как облако фимиама. Она сняла с полки том.

— Итак, это правда, — сказала она, глядя в раскрытую книгу. — Даже Смерть порой ошибается.

— Но это вы…

— Да, да, — разумеется, я! — нетерпеливо отмахнулась она. — Луиза Джейн Фостер, единственный ребёнок судьи Теофила Фостера, которая, конечно, найдёт блестящую партию, — а если нет, отец с неё спросит. Блестящее замужество или никакого. Отец, как и вы, не оставлял мне большого выбора.