— Это там, шеф! — сказал Джонс, показывая на единственную в коридоре дверь. Перед нею стоял широкоплечий мужчина в штатском. Завидя инспектора, он вытянулся.
— Уборная Винси?
— Да, шеф!
— Стивенс!
Человек в штатском подошел и встал по стойке «смирно».
— Идите к директору Дэвидсону, который ждет меня, и скажите, что ему придется подождать еще, мне надо покончить с кое-какими формальностями.
— Слушаюсь, шеф!
Детектив Стивенс исчез в конце коридора, свернув направо.
— Где ночной вахтер, тот, который обнаружил тело?
— Он у себя. Но я приказал ему сидеть за закрытой занавеской и не шастать по зданию. Дожидается, когда вы его вызовете, шеф. Пригласить?
— Еще рано. Мы осмотрим место преступления, пока нет врача и других. Пусть нам никто не мешает, Джонс. Предупреди меня, когда они приедут. Пойдем, Джо.
— Слушаюсь, шеф, — ответил Джонс.
Паркер подошел к неплотно прикрытой двери на левой стороне коридора и легонько толкнул ее ногой. Узенькая полоска яркого света выпрыгнула в коридор. Инспектор пропустил вперед Алекса, заботливо оберегая дверную ручку.
В артистической Стивена Винси было необычайно тесно. Освещали ее лампа в несколько сот свечей, висевшая под потолком, и еще две яркие лампы по обеим сторонам большого зеркала на низеньком туалетном столике, перед которым стоял удобный прямой стул с высокой спинкой. Справа огромный, почти во всю стену, закрытый двустворчатый шкаф. Слева столик и два небольших стула, а против двери кушетка, обтянутая светлой цветастой тканью.
На кушетке лежал Стивен Винси. Он вытянулся во весь рост, левую руку положил на сердце, правая безжизненно свисала к полу, касаясь его. Рядом с ним, перед кушеткой, стояла огромная корзина красных роз, стройных и элегантных, как балерины.
Инспектор подошел к кушетке и наклонился над телом. Подошел и Алекс, стоя, с минуту они молча разглядывали покойника.
Лежавшая на груди рука убитого обхватила рукоятку позолоченного кинжала, словно хотела вырвать его из груди или же отдыхала, нанеся самоубийственный удар. Это был, по-видимому, последний, импульсивный жест умирающего: стремление освободиться от торчавшего в груди чужеродного тела. Рана наверняка страшная, кинжал вошел в грудь по самую рукоятку.
— На самоубийство не похоже… — пробормотал Паркер. — Когда человек лежит навзничь, ему непросто так глубоко всадить нож в собственную грудь. Скорее, его убили… Врач, пожалуй, скажет то же самое… Хотя, разумеется, было бы лучше, если бы это оказалось самоубийством… — Он немного помолчал и опять забормотал: — Было бы куда как лучше… Когда человек лишает себя жизни сам, он хоть и совершает глупость, но отнимает у себя то, что принадлежит ему. Но вот когда он отбирает жизнь у другого… — Паркер снова смолк. — Да. Все-таки это, пожалуй, убийство. Убийца наклонился и ударил сверху, всей тяжестью своего тела умножив силу удара. Винси умер мгновенно… А ты что думаешь?
Алекс промолчал, продолжая вглядываться в красивое, почти совершенно спокойное лицо мертвого актера. Редкая седина на висках. Густые, темные брови. Большой, чувственный рот. Прямой, великолепный нос. Как же не похоже это лицо на то, которым была его маска вечером на спектакле. То — старое и неподвижное. Это, даже мертвое, выражало жажду жить…
Винси лежал в своем странном одеянии, полувоенном, полустариковском. Серая мешковатая, бесформенная блуза с жесткими эполетами на плечах. Брюки с красными лампасами, и шлепанцы на ногах. Вокруг того места, где торчал кинжал, виднелась узенькая темная влажная каемочка. Больше крови нигде заметно не было. Но на правой стороне груди — на светло-серой ткани блузы — четко обозначилась яркая красная полоска. Паркер склонился над ней.
— Это ведь грим, да? — спросил Алекс, по-прежнему стоявший неподвижно.
— Да… — инспектор выпрямился.
— Никакого отношения к преступлению, — бросил Алекс. — Эта полоска появилась во время спектакля, когда Старуха обняла Старика и прижалась лицом к его груди… Эва Фарадей намного ниже… была намного ниже Винси, и она просто испачкала его… — Он показал на лицо актера. — Оба они сильно загримированы, поскольку режиссер в этом спектакле использует чрезвычайно сильные прожекторы. Присмотрись к нему: у него толстый слой помады на губах и щедро подведены брови и ресницы. Хотя само лицо не накрашено, так как он играл в нейлоновой маске.
