Пьет Давыдиха. Отошла от нее гостья в сторону. Роется в тюках, по патакуям — пушнину отбирает, в нарточки к себе переносит. А из нарточки новую бутылку водки несет, крепкую — чистый спирт...
Маленькие мысли у Давыдихи, думает:
«Ой, баба — Митревна!.. Все с работником ездила покручников встречать. Теперь — одна... Никого не боится. Водку крепкую привезла. Хорошая баба... Белку возьмет. За белку много, много водки можно взять... Много!».
Залаяли собаки. Подошли к Давыдихе, глядят то на нее, то на гостью, которая в дорогу собирается, лошадь обряжает, дохой поклажу прикрывает.
— Пошто едешь? — лепечет Давыдиха.
Тяжело у ней в голове, слова плохо на язык идут. Тянется за Палагеей Митревной, не может подняться: «Ишь, как водка греет!».
Засмеялась старуха — заливается от хохоту. Весело. Да и светло кругом. Жарко стало — пояс силится развязать, чтобы охладиться. На собак кричит пронзительно, с хохотом же. А все светлей кругом да светлей. И собак уж нет, и лес-то другой — точно на Чайке. Чум. Люди ходят — тунгусы. Ребятишки смеются звонко, так что в ушах отдается, ползают, хватают Давыдиху за унты, за руки, за лицо... Весело... Кружится все. Кружится быстро так...
Собаки обступили Давыдиху. То одна, то другая ткнет ее мордой в грудь, в колени. Одна лицо лизнула. Проголодались собаки — трогаться в путь пора. Солнце зимнее, тусклое солнце уже трогает верхушки леса, побелило пролески. Костер чуть тлеет... Не подымается Давыдиха! Вот уже и снегом ее стало порошить-заносить.
Жалобно скулят собаки, поджимая лапы...
Утром Палагея Митревна работнику говорит:
— Поехать надо, Прокопий, Давыдиха уж, однако, вышла.
Снарядились, водки взяли. По целому снегу поехали, до места добрались. Ахают.
— Ах, ты, беда! Замерзла Давыдиха. Водки где-то достала — опилась... Белка цела, мало она нынче набила. Ах, ты, беда!..
— Хороший покручник был!..
Собаки воют возле мертвой старухи. Лают на Палагею Митревну — злые.
Домой приехали. Палагея Митревна рассказывает про горе:
— Замерзла Давыдиха... Дети у ней, у бедной, остались на Чайке. Ну, ладно!.. Белка вот осталась от покойницы, хоть и мало ее, да все ребятишкам да родичам кой-что и наберется.
Стоят, слушают другие тунгусы — покручники Палагеи Митревны — думают:
— Умная баба Митревна. Хороший друг; ребят Давыдихи жалеет, вспоминает. Добрая баба...
