— До этого лета. Вызу — место очень тихое. И дорогое, всегда было дорогим! Раньше здесь покупали дачи люди из номенклатуры или из того, что сегодня называется бизнес. Тогда это были директор центрального универмага — он вон там наискосок живет, или управляющий… ну, чего-то там по ремонту автомобилей. Такие люди. Много евреев, как везде в коммерции. Но не только. У Георга Отса здесь была дача на самом берегу. Это такой великий эстонский певец, — уточнила Мати.
Я кивнул. Словом «великий» в советское время не бросались, но Отс действительно был и, вероятно, остается самым известным эстонцем.
— А люди из номенклатуры дачи тоже покупали? Или получали?
— Покупали. Получали в других местах, но тогда это было служебное жилье, временное. А некоторые из них тоже хотели иметь свое. В то время и на хорошую зарплату можно было купить дачу. Тот, бывший, хозяин заплатил сам. Я знаю об этом от риэлторов, они проверяли документы на право собственности. Так у него хранились даже все счета: на кирпич, на цемент, на доски — на все, что он там строил, ремонтировал! Только благодаря этому дом и не отобрали, когда пришла новая власть. Все служебные дачи отобрали, а Эльмару Раату пришлось оставить.
Я кивнул. Я слышал похожую историю в бывшей ГДР, кстати, по поводу Маркуса Вольфа, начальника их разведки.
— А вот та ваша соседка? Которую вы подозреваете?
— Марет? — Мати посмотрела в мою почти не тронутую чашку и долила чаю только себе. — Я про Марет знаю очень немного. Мы здороваемся, когда одновременно оказываемся в саду, можем обменяться парой фраз, но… В Эстонии соседи не обязательно ходят друг к другу в гости.
Я кивнул. Не только в Эстонии.
— Так что же произошло этим летом?
Мати потрясла головой, собираясь приступить к главному.
— Этим летом… Первый раз это случилось в конце июня. Я вышла на улицу, а перед калиткой, на самом проходе, лежала она. Белая мышь. Мертвая.
— И что вы подумали?
— Я подумала то же, что и вы. Что это кошка. Мышами домашние кошки уже давно не питаются, иначе кто будет покупать эти катышки, эти козьи какашки. Но убивать кошки продолжают. — Мати дернула плечом. — Бессмысленные поступки теперь уже совершают не только люди. Вы верите в конец света?
Вопрос был неожиданным, но я понял, что она имеет в виду.
— Верю, — сказал я. — Не думаю, что мы окажемся среди тех, кому посчастливится стать свидетелями этого главного события истории человечества. Но мне тоже кажется, что это уже не за горами.
— Кошки у меня, как я и говорила, нет, — так же внезапно вернулась к теме разговора Мати. — Было странно, что мышь белая, но мало ли в жизни странных вещей? Ну, хорошо, чужая кошка бросила перед чужим домом ненужную ей вещь. Я выбросила мышь в мусорный бак и забыла об этом.
— На какое время?
— Ровно на две недели. Видимо, тот, кто подбросил первую мышь, подумал то же, что и все мы. Про кошку. А он не хотел такого, нормального, объяснения. Вторая мышь — тоже белая — была подвешена за хвост на ветку сливы, которая растет у меня справа от входа.
— Тоже мертвая?
Глаза Мати снова вспыхнули раздражением.
— Вы угадали!
Впрочем, она быстро справилась с собой.
— Самое интересное — к этой ветке ее нельзя было привязать с улицы. Тот, кто это сделал, вошел на мой участок!
Вход на участок Мати, как я заметил, преграждала калитка в половину человеческого роста из редко набитого, когда-то голубого штакетника. И закрывалась она на небольшой круглый засов, откинуть который можно было, элементарно просунув руку поверх штакетин или между ними.
— Что нетрудно, — ввернул я.
— Что возмутительно! — вспыхнула Мати. — Это моя территория, и входить на нее без приглашения недопустимо.
Тут Мати, похоже, вспомнила, что ее законные права собственницы нарушил не я, и взгляд ее смягчился.
— Третья мышь была привязана за хвост к столбику на грядке с клубникой. Знаете, чтобы равнять грядки, вбивают такие колышки и между ними натягивают бечевку. Так вот, я эти палки потом не снимаю. Утром, где-то в начале июля, я пошла набрать ягод, а она висела там, растопырив лапки.
— И сколько их было еще?
— Всего шесть. Я обнаруживала их каждый раз в один и тот же день, в среду, но через две недели. И всегда в новом месте. Последняя висела снаружи на кухонном окне. Это было в конце августа. Вот тут я и обратилась к своим друзьям.
