Женщина нависает над коляской и укатывает прочь — Банни остается лишь наблюдать за ее сгорбленной торопливой походкой. — Все-таки мамаша, — говорит он сам себе и нажимает на кнопку звонка “Вечности Лимитед”. — Кто там? — спрашивает через интерком искаженный механический голос.
Банни смотрит в видеокамеру, подвешенную над дверью, и показывает ей средний палец. Монитор в ответ пронзительно орет, и Банни входит внутрь. Он взлетает вверх, перешагивая через две ступеньки, и идет дальше по темному коридору с низким потолком, пока наконец не добирается до двери, на которой полужирным готическим шрифтом написано “Вечность Лимитед”. Банни без стука открывает дверь и входит.
Джеффри сидит на крутящемся кресле, похожий на безнадежно провалившийся бесчеловечный киберэксперимент: богопротивное скрещивание машины и человека, причем машины в нем слишком мало, а человека — чересчур много. Джеффри напоминает циркового слона на роликовых коньках или наполовину сдувшуюся эмблему компании “Michelin” в гавайской рубашке. — Что это такое: зеленое, а пахнет свининой? — спрашивает он Банни, глядя на него невероятно мудрыми глазками-пуговками.
Банни с притворной усталостью закатывает глаза, после чего переводит их на Джеффри.
— Палец лягушонка Кермита! — объявляет Джеффри. Он откидывается в кресле, и измученные пружины скрипят под ним так, что больно слушать. Затем он с удовлетворенным видом складывает ладони домиком на пышном пузе и улыбается.
— Я это уже слышал, — говорит Банни.
— Ну и ладно, это ведь классика!
— Тебе лучше знать, Джеффри.
— Повторенье — мать ученья, вот как я считаю. Джеффри выглядит в этой обстановке на удивление естественно — как будто бы все, что ему нужно, находится здесь, в этой тесной комнатенке, которую сдают по сниженной цене. А впрочем, так оно и есть: тут у него и холодильник, набитый пивом, и коллекция шведского порно, и телефон, и вращающееся кресло. Вот только в комнатке ужасно жарко и совсем нет воздуха, и у Банни уже через минуту между лопаток струится ручеек пота. Джеффри подобно водяному матрасу переваливает вес с места на место и всей своей кричаще-разноцветной массой наклоняется вперед, отчего крошечные гавайские танцовщицы в соломенных юбках пускаются в пляс и разлетаются в стороны. На его лице, будто стрелка от дырки на чулке, отражается солнце, падающее сквозь приоткрытые жалюзи, от света он жмурится, и его ясные маленькие глазки окончательно вваливаются в лицо.
— Хочу задать тебе вопрос, Бан, — говорит он. — Что ты здесь делаешь?
Банни оттягивает пальцем воротник.
— Готов выезжать, — отвечает он.
— Ты бы сел, командир, — говорит Джеффри, указывая на единственный деревянный стул в углу комнатки. — А то я что-то из-за тебя разнервничался. Банни подтаскивает стул к столу, садится и собирается уже что-то сказать, но тут Джеффри поднимает вверх одну из своих массивных лап.
— Ты твердо решил, старик? Ведь спешить-то некуда. Может, тебе немного передохнуть — ну, там, знаешь, осмотреться, прийти в себя…
— Со мной все в порядке, Джеффри. Давай список и пробники. У меня закончились.
— Когда я потерял Хильду, мне потребовалось немало времени, Бан, ты ведь помнишь. Банни чувствует колебание воздуха в комнате и замечает, что кровь в венах слегка набирает скорость. Это выводит его из себя. Он хлопает ладонью по столу.
— И что мне прикажешь делать? Сидеть целыми днями дома и дрочить? Гони сюда чертов список. Банни так и хочется спросить у начальника о том, как у него обстояло дело с потусторонними визитами — не навещала ли его жена после того, как умерла, — но он все-таки не спрашивает. Все равно теперь это уже позади.
— Ну ладно, Банни, тебе решать, — говорит Джеффри и протягивает Банни список имен и адресов. Банни складывает список вдвое и заталкивает его во внутренний карман пиджака. Он только сейчас понимает, что все это время потел так сильно, что даже галстук пропитался потом.
— Нет, Джеффри, решать тут тебе. А я всего лишь единственный из двоих участников операции, кто имеет хотя бы слабое представление о том, что такое торговля. Дверь распахивается, и на пороге появляется Пудель с сияющей улыбкой, в вытертых джинсах и с желтым архитектурным сооружением на голове. Его распухшие от выпивки глаза покраснели так сильно, что оттенком напоминают логотип музыкального магазина “Virgin”.
