Меня не пускают… меня поддерживают… Мои внутренности неподвижны… неподвижны, теперь Я это чувствую… знаю… газы меня распирают, не выходят… Во мне все парализовано… ничто не течет внутри… меня распирает… Я знаю… температура падает… Я знаю… Куда же броситься, у кого просить помощи, как встать, куда идти?.. Напрягаюсь… тужусь… кровь не идет… знаю, что не идет туда, куда должна… должна идти изо рта… из прямой кишки… нет… не выходит… Они ничего не знают… гадают… щупают меня… слушают мое учащенное сердце… берут запястье… пульса нет… Я сгибаюсь… сгибаюсь надвое… меня берут подмышки… Я засыпаю… меня укладывают… Я корчусь… Я засыпаю… Говорю им… должен сказать до того, как засну… говорю им… сам не зная кому… «Переедем реку… верхом на лошадях»… Вдыхаю собственное дыхание… зловонное… Меня укладывают… Открывается дверь… открываются окна… Я бегу… меня подталкивают… Я вижу небо… вижу тусклый свет, мелькнувший надо мной… Я трогаю… нюхаю… вижу… пробую на вкус… меня несут… я иду мимо… по коридору… с обоями… меня несут… Я иду мимо… трогая, вдыхая их запах… мимо великолепных скульптур, роскошных инкрустаций, золотых и гипсовых статуэток, костяных и черепаховых шкатулок, узорных задвижек и ручек, сундуков с филенками и железными кольцами, скамей из душистой древесины аякауите, старинных стульев, барочных лепных украшений, изогнутых кресельных спинок, многоцветных ростр, медных гвоздиков, выделанных шкур, мебели на гнутых ножках, тканных серебром гобеленов, обитых шелком кресел, обтянутых бархатом оттоманок, массивных столов, кубков и амфор, ломберных столиков, кроватей с балдахинами и льняным бельем, столбиков с каннелюрами, гербов и виньеток, пушистых ковров, железных замков, потрескавшихся картин, шелков, и кашемира, тафты и шерсти, зеркал и люстр, вручную расписанной посуды… подрезными балками и перекрытиями красного дерева… Этого они не тронут… этого им не взять… Веки… надо поднять веки… пусть откроют окна… кружусь… большие руки… огромные ноги… засыпаю… огни, мелькающие над моими открытыми глазами… огни неба… откройте звезды… не знаю…
Ты будешь стоять там, на первых отрогах горы, которая за твоей спиной поднимается выше, набирает силы… У ног твоих — откос, укрытый густыми ветвями, полный ночных голосов, а внизу — тропическая гладь, синий ковер тьмы, округлый, все покрывающий… Ты задержишься на первом уступе скалы, растерянный и взволнованный необъяснимостью случившегося, окончанием той жизни, которую в глубине души считал вечной… Жизни в хижине, увитой вьюнками, с купанием и рыбной ловлей, с восковыми свечками и мулатом Лунеро… Но перед тобой потрясенным — невозвратимостью прошлого и предчувствием грядущего, — откроется этот новый мир ночи и гор. Его темный свет войдет в твои глаза, глядящие тоже по-новому, но еще затуманенные тем, что перестало быть реальностью и превратилось в воспоминание; глаза ребенка, который будет отныне отдан во власть чего-то еще непокоренного и чуждого, необъятной земли и собственных сил… Будет освобожден от роковых уз места рождения и обстоятельств рождения… Порабощен другой судьбой, новой, неизвестной, надвигающейся из-за этой горы под яркими звездами.
Ты сядешь, едва переводя дух от волнения, тебя захватит широкая даль, обоймет ровный и вечный свет неба, плотно усеянного звездами… Будет кружиться Земля в своем непрестанном движении вокруг танцмейстера-Солнца… Будут кружиться Земля и Луна вокруг самих себя и вокруг своей звезды, и все вместе полетят по бесконечной орбите, увлекаемые собственным весом… Будет плыть вся свита Солнца, опоясанная его белым кушаком, а потоки небесной пыли будут нестись рядом с созвездиями по этому светлому небосводу тропической ночи в вечном хороводе, в бесконечном диалоге, в необъятном космосе… Мерцающий свет будет струиться на тебя, на равнину, на гору так ровно и непрерывно, будто нет ни вращения Земли и Луны, ни движения звезд, галактик и туманностей, словно не знающих в своем беге сил притяжения, сцепления и трения, которые сковывают и сдерживают силы окружающего тебя мира, гор, твоих собственных рук, сжавшихся в кулаки, когда ты в эту ночь впервые вскрикнул от восхищения…
