Дочь Бет тоже вернулась из Афганистана живой и здоровой. Вернувшись домой, она бесконечно долго принимала душ, а затем коротко постригла волосы – настолько сильно в них въелась афганская пыль. Она приехала в гости к Бет в Питтсбург, и вместе они ходили по магазинам, сидели во дворе и болтали, разгоняя осеннюю прохладу костром, – здорово было снова жить, не опасаясь за себя.
– Я никогда и подумать не могла, что моя дочь станет солдатом, – сказала мне однажды на работе Бет, – однако она пошла служить.
Рэй, Кандас, Ирвин – все они покинули больницу уже без рака. Их жизнь продолжится дальше.
Судьба Ирвина, пожалуй, самая простая. Будь то по своей природе, или же в силу множества своих проблем, Ирвин никогда не просил от жизни многого, так что был доволен тем, что имел. Он был в безопасности в своем приюте, ему было удобно в его кресле-качалке на крыльце, а голоса в его голове не были особо настойчивыми или требовательными. Он дал мне понять, что порой можно получить больше, чем тебе когда-либо было нужно, даже когда ты к этому и не стремишься.
Пересаженные от брата клетки вернули Рэя к жизни. Конечно, ему пришлось нелегко, однако ему повезло гораздо больше, чем многим в его ситуации. С него не слезала кожа, его не мучил сильнейший понос, и несмотря на то, что всю жизнь он в меру выпивал, его печень после химиотерапии осталась как новенькая. Несмотря на то что он подхватил инфекцию, у него были проблемы с дыханием, кровь в моче и сильный жар, он остался целым и невредимым.
Теперь его главная цель, по его собственным словам, – это как можно дольше не попадать в больницу. Пока что у него это получается. Он играет в своей рок-группе, любит свою жену и детей. Обычные радости жизни начинаешь по-настоящему ценить только после того, как чуть было их не лишился. Молодой возраст и крепкое здоровье дали ему лишь небольшое преимущество перед страшной болезнью. Он поставил на кон свою жизнь и победил.
Ну и Кандас. Злые люди могли сказать, что лечение Кандас прошло как по маслу, потому что она была такой озлобленной, что даже рак не хотел с ней связываться. Если бы все было так просто. Если бы только определенные особенности характера могли предотвратить бесконтрольное размножение клеток, закупоривающих вены и артерии, образующих опухоли, забирающие кровь у здоровых тканей. Когда ремиссия наступает у оптимиста, то все говорят, что дело в позитивном настрое. Когда же на поправку идет кто-то вроде Кандас, то это охотно списывают на ее упрямство.
Психология, может, и играет определенную роль, однако ей дело явно не ограничивается – все во многом зависит также и от банального везения. Во-первых, огромное значение имеет наследственность – порой на уровне определенных биохимических процессов, которые наука порой толком не понимает. Кроме того, немалое влияние оказывают различные случайные факторы: когда именно рак был обнаружен, когда было начато лечение, нашелся ли подходящий донор, если в нем (как это было у Рэя) возникла необходимость. Немало зависит также и от финансовой составляющей. Достаточно ли хорошая у пациента страховка, чтобы покрыть расходы на лучшее доступное лечение? Хватит ли у него денег оплатить многочисленные дополнительные расходы, при этом не разорившись? Даже регион проживания вносит свой вклад. Скажем, у больных раком жителей Нью-Йорка шансов на выздоровление будет больше, чем у пациентов из Южной Дакоты или Вайоминга, просто из-за того, что там больше больниц и специалистов.
Может быть, и так, что жизнь Кандас спасли ее дезинфицирующие салфетки вкупе с ее помешанностью на чистоте. Согласно статистике, столь тщательное соблюдение норм гигиены действительно повышает вероятность так называемого «благополучного исхода», так что она не «заноза в заднице», а скорее «хорошо осведомленный» пациент, пускай такие люди и доставляют работникам больниц сплошные неудобства.
Несмотря на все наши добрые пожелания, несколько месяцев спустя Дороти все-таки вернулась в больницу и вскоре умерла. Пожалуй, обойдемся без подробностей – в свои последние дни она не узнавала саму себя, не говоря уже о других людях. Ее муж был рядом – сидел, втиснувшись в слишком маленькое для него кресло, и все время молчал. Ее дочка, с которой я прежде не встречалась, тоже была здесь. Она была очень похожа на Дороти и такая же коренастая, только ее кожа была не темной, как у матери, а бледной. Она рассказывала мне про то, какой Дороти была порой упертой и требовательной, а затем у нее начинал дрожать голос, глаза наполнялись слезами, и она больше не могла произнести ни слова.