Дай же нам всем, милостивый боже, вечных твоих благ не погрешите и во оном веце (л. 32 об.) въкупе друг друга зрети и веселитися, и славити тебе, господа бога нашего, а в некончаемыя веки веком. Аминь. Конец. (л. 33)
* * *
Сей святый и блаженный Стефан погребен в Галиче в Богоявленской церкви. А при погребении его по совету усердствующих списан со всего его подобия действительный образ. А на том святом образе надпись зделана сицева.
Сей святый Стефан родися во граде Галиче от отца именем Трофима по реклому Нечаева и от матери Евдокии. Трофим[267] же бе[268] в том граде купец. И егда святый Стефан доспе возраста, оставль отца и матерь, и жену, и единаго от чад своих, юродствоваше многа лета. И преставися в лета от сотворения мира 7175 году, а от рожества Христова 1667 году, майя в 13 день, на память святыя мученицы Гликерии, в понедельник шестыя недели по Пасце (л. 33 об.) в 14 (так!) час дни. Погребение было майя в 14 день на память святаго мученика Исидора, иже во острове Хиосе, и святаго Исидора Христа ради юродиваго, ростовскаго чюдотворца, в 7-м часу дни. При погребении были галицких монастырей архимандриты: Новоезерского монастыря Авраамиева архимандрит Христофор, Паисейна монастыря архимандрит Сергий, галицкой соборной церкви Спаской протопоп Феофилакт з братнею и всего града Галича священницы и диакони. От мирских чинов — галицкой воевода Артемей Антоновичь сын Мусин-Пушкин да галицкой же преждебывшей воевода стольник Кондратей Афанасьев сын Загрязской, дворяне: Давид Неплюев, Иван Ларионов и иные дворяне, и дети боярские,[269] и многия посацкия и уездныя[270] люди з женами и з детьми. Погребено тело его в Галиче (л. 34) на посаде у церкви Богоявления господня под трапезою на левой стране за печью, идеже он сам себе гроб ископа.
Оный блаженный Стефан был человек убогий, а на погребение его стеклося множество именитых[271] людей. И пронесенным от стариков слухом[272] уверенось (так!), что они во время съезда своего удивлялись божию о святом Стефане откровению, а потому больше, что для погребения его званый они младым юношем, которого по осведомлению[273] никто не посылывал, и почли за ангела божия. (л. 35)
* * *
Государю моему дядюшке, Гаврилу Самсоновичю, о господе радоватися. Племянник твой Стефанко, припадая ногам твоим, со слезами молю и прошу у твоего благоутробия, матерь мою рождыпую почитай. И жену мою такожде почитай вместо меня. Не презри моего убогаго прошения. Аще кто почитает вдов и сирот убогих, во мнозе изобильстве бывает. Аще ли отвращает от них уши свои, во мнозей скудости будет. В ню же меру мерите, возмерится и нам. Почто же немного пишу, веси бо божественное писание. За мене же грешнаго бога моли. Буди же благословен со всем своим благодатным[274] домом всегда и ныне и присно и во веки веков. Аминь. (л. 35 об.)
* * *
Тем же и вси православии собори, елико от священных и елико от инок, и елико от мирских, аще вникнут в сию епистолию, написанную многогрешнаго рукою, обрящете что неисправно и просто, бога ради простите, а не клените, яко да и сами вы от бога и человек требуете прощения. Понеже забвение и неразумие надо всеми хвалится. Слава совершителю богу. Аминь.
Авторы данной книги сделали попытку подойти к смеху как к явлению истории человеческой культуры. Первая из таких попыток принадлежит голландскому ученому Йохану Хёйзинга в его известной книге «Homo ludens» («Играющий человек»),[275] но в этой книге рассматривался не столько сам смех, как его движущая сила в человеческом обществе. В своей попытке определить природу смеха как явления культуры авторы данной книги гораздо ближе к концепции М. М. Бахтина. В их задачу входила предварительная характеристика «смехового мира» одной из значительнейших мировых культур — культуры Древней Руси.
Внешне, в своем первом поверхностном слое, смех нарочито искажает мир, экспериментирует над миром, лишает мир разумных объяснений, причинно-следственных связей и т. п. Но, разрушая, смех одновременно созидает — творит свой фантастический антимир, который несет в себе определенное мировоззрение, отношение к окружающей действительности. Это отношение смеха к действительности различно в различные эпохи и у отдельных народов.
