— Какой я тебе зема! Сравнил мой Харьков и твой сраный Жданов! Гад ты, Рябов! Гад, и больше никто!
— Ладно, ладно, успокойся. Вот что, если так не тянется, надо масло. Или нет… — мыло! Говорится ведь — «без мыла в жопу пролезет» Значит с мылом еще лучше. Я на кухню мигом, посиди пока тут, — сказал Рябов, как будто у Костюка имелся выбор, где сидеть.
— Что же я с голой жопой останусь. Дай хоть прикрыться чем-нибудь, — потребовал Костюк, чуть оправившийся от первого шока. Рябов заглянул в соседнюю с сараем ленинскую комнату и вынес оттуда «Красную Звезду».
— На, накройся, как будто читаешь. Я мухой, 6 секунд.
Мухой не мухой, но трусцой Рябов побежал на кухню. Костюк остался в одиночестве и томительном ожидании. Он вдруг испугался, что в бочке, возможно, живет какая-нибудь злобная кусачая тварь, и не дай бог, узрев добычу, этот паразит вуглускр уже ползет вверх по стенке. От одной такой мысли. Костюк ежился и поджимал ягодицы… Мимо проследовал знакомый черпак, подозрительно покосившись на читающего ефрейтора.
Появления черпаков и лимонов Костюк не боялся. А вот кто-нибудь из дедов, например Фадеев, был бы сейчас ох как некстати. Да, особенно он, Фадеев — здоровый, наглый и беспощадный. Не отбрехаться будет.
Рябов вернулся действительно быстро. Он притаранил миску с водой и растрескавшийся коричневый обмылок. Костюк стал остервенело тереть, нагребая мутный раствор на проклятое отверстие. Он то и дело нетерпеливо пробовал, достигло ли намыливание эффекта. Не помогало. Друзья снова тяжело задумались.
… Неизвестно, какая ратная или хозяйственная нелегкая принесла на хоздвор комроты Капитана Красильникова. Как всегда, его появление было сюрпризом. Пути капитана были неисповедимы для личного состава всей роты, включая, кажется, и его собственную гнусную персону. Рябов заметил Красильникова когда тот был уже напротив курилки, и направлялся к ленинской комнате. Они еле успели снова накрыть Костюка газетой. Отскочив от бочки, Рябов не смылся, но остался неподалеку, изображая, что наводит порядок в обмундировании.
Уже было пропилив мимо по своим неясным делам, капитан, зараза, все ж таки остановился у бочки, в последний момент, как будто нарочно издевался. Он развернулся и уставился на Костюка, в ожидании положенного приветствия.
— Здравия желаю, товарищ Капитан, — сидя отдал честь Костюк. Левой рукой он придерживал на коленях газету.
— Ефрейтор Костюк! Смирно!
— Никак нет, товарищ капитан — пропыхтел Костюк, оставаясь, ясное дело, сидеть на бочке.
— Что такое?! Смирно команда была! Вы дегенерат наверное?! Красильников любил слово «дегенерат» и вставлял его в разговоре где попало. Почему газета? Не замечал за вами тяги к чтению. Вы встанете или нет!?
— Самоподготовка, товарищ…
— Дайте газету, — перебил Красильников и выдернул «Красную Звезду» из дрожащих рук Костюка.
От зрелища голых ляжек капитан опешил.
— Вы здесь срать уселись что ли, товарищ ефрейтор? Ответа не последовало.
— Херня какая-то, — в растерянности произнес капитан неуставное слово, тоном ниже, как в театре дают реплики «в сторону».
— Вот именно, она… Виноват, товарищ капитан, — наконец набрался духа крутившийся около Рябов, И обьяснил, в чем дело. Пропадать так пропадать. Однако Красильников остался совершенно равнодушен к случившемуся. Конечно, капитан принадлежал к самой дрянной категории офицеров — он был махровый чмырь чмырем среди первых стукачей и говнюков части. Но сейчас попасть на чмыря означало скорее удачу, потому что чмырь всегда действовал строго по уставу, как робот — шла ли речь о непришитой пуговице, о самоволке или, вот теперь, о яйцах, застрявщих в бочке.
— Вы слишком любите жрать, ефрейтор, — сказал Красильников, ознакомившись с обстановкой. — Товарищ Костюк. Вы проявили смекалку натолкать яйца в бочку, теперь проявите их достать оттудова. Или на разводку вас доставят верхом на этом металлическом сосуде. Жду вас на построении.
Красильников сам себе дал команду «кругом», и строевым шагом попехал на кухню — проверить разделку говядины к обеду, а заодно выбрать кусок поприличнее. Капитан, как указано выше, был чмырем.
